— Этого подлеца мы отдадим на суд чести прапорщиков. И отныне его место не в каптерке, а на боевых действиях. И чтоб не на броне оставался, а в горы ходил с мешком за плечами! Надеюсь, Бог накажет тебя за подлость, что ты совершил.

Морду прапорщику все же после совещания набили, а деньги с получки забрали и передали вдове с очередным отпускником.

Спустя полгода прапорщику оторвало ногу. Наступил на мину, и хирурги в госпитале ее оттяпали выше колена. Все-таки права поговорка: бог все видит и шельму метит!

Из тех «кадров», что нам спихнули другие подразделения, в батальоне остался только Кирпачевский. Этого высокого, широкоплечего красавца выслали из штаба армии за какие-то провинности. У него было прозвище — Кирпич, преследующее его по жизни. Как оказалось, он был сыном командующего одной из армий Киевского округа.

В день, когда полк выходил на боевые действия в Баграмскую «зеленку», из дворца Амина раздался звонок. Выздоровевшему после ранения Ошуеву генерал Хреков пояснил порядок работы с этим взводным. Состоялся диалог следующего содержания.

— Вы к кому поставили в штат Кирпачевского?

— В первый батальон. Командиром взвода третьей роты, — ответил Ошуев.

— В рейдовый батальон?

— Так точно. Заполнили вакант.

— Идиоты! Хм-м. Вы только не вздумайте с дуру отправить его на боевые! А то у вас хватит ума и сообразительности. Не забывайте, чей это сын!

— И что с ним делать прикажете? — раздраженно спросил Султан Рустамович, потирая занывшую рану (начальство некстати заставило его нервничать). — У нас в полку каждый человек на счету. Куда Кирпачевского деть? Заберайте обратно, товарищ генерал.

— Не учите меня жить! Если этого офицера к вам перевели, значит, так надо! У вас есть, куда его определить на время рейда? Поставьте начальником караула в полку.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — ответил Ошуев и бросил, не глядя, трубку на телефонный аппарат. Герой со злостью пнул стул, швырнул о стену ежедневник и вышел из дежурки. Он не переносил, когда с ним разговаривали в таком тоне. Оставалось гадать, снимет он меня с дежурства или нет под горячую руку.

После Баграмки дивизию направили в Пагман, из Пагмана — на Гардезскую дорогу. А затем мы собрались в Черные горы. Кирпачевский же постоянно не вылезал из караулов.

Перед очередным выходом он подошел ко мне:

— Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться. Старший лейтенант Кирпачевский!

— Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.

Я неприязненно смотрел в наглые карие глаза этого громилы и думал: «Ну что тебе нужно? Сидишь в тепле, в спокойной обстановке, а нам сейчас отправляться к «черту на рога». Чего еще не хватает?»

— Никифор Никифорыч! Возьмите меня в рейд! Я к комбату подходил, но Чапай отказал. Поговорите с ним. Он боится: вдруг со мной что-то случится, потому что заменяется в армию к моему папаше. А родитель наказал Подорожнику меня беречь как зеницу ока.

— И что тебя сюда к нам занесло?

— Несчастный случай, — еще наглее улыбнулся взводный.

— Что за несчастный случай?

— Это несчастье звали Ольга. Она была любовницей генерала Хрекова, а я ее соблазнил. Разве можно такому орлу отказать?

— Ну, не знаю. Вашей Оле было виднее.

— Ха-ха! Это точно! Нашей! Мой взвод охранял дачу командующего, а эта стерва завела моду в бассейне голышом купаться. Вот я однажды разделся и составил ей компанию. Весело было…

— Представляю! Веселились долго?

— Да нет. Недели две. А потом какой-то козел стуканул. Хреков дал мне в ухо и изгнал из штаба. А за что?

— Ты генерала спросил об этом?

— Нет. Я ему в ответ промеж глаз звезданул. Что из того, что он друг моего бати? Никто не давал право руки распускать! Я к тому же «под газом» был. Мы коктейли целый день пили. Она фруктовый с коньяком, а я «Si-Si» со спиртом. Газ в мозги шибанул, не сдержался. Теперь я тут, а Ольга, зараза, вертихвостка, в Союзе. Она ведь меня специально спровоцировала, в неглиже бродила! Под меня подкладывалась. С Алексея Ивановича ей проку мало: совещания, комиссии, проверки, инспекции. Ну и возраст! А ей генеральского тела раз в неделю мало. Терпела, терпела полгода, да и нашла молодого жеребца. Генерал Ольгу выслал, а жаль. Лучше бы сюда вместе со мной отправил. Над ней можно было еще трудиться и трудиться. Работы — непочатый край! Не женщина, а станок!

— И что ты от меня хочешь? Чтоб мы с комбатом ходатайствовали о возвращении этой отличницы боевой и половой подготовки в полк специально для тебя. Нет жизни без станка?

— Ха-ха-ха, — громко рассмеялся старший лейтенант, показывая красивые белые зубы

— Конечно, нет. Прошу о другом. Я знаю: Хреков запретил брать меня на боевые. Я себя чувствую среди вас последним негодяем. Сижу в полку как чмошник. Неудобно мне перед Афоней, Марабу, Острогиным и остальными. Чем я хуже? Комбат не узнает, он в рейд не идет. Возьмете?

— Ага, значит, замполит батальона должен подставить свою задницу под сочный пинок Хрекова? — насупился я.

— Ну, вы ведь будущий Герой. Чего бояться-то?

Я посмотрел в глаза нахального «старлея» и решил, что нужно сбить гонор с этого генеральского сыночка. Год в Афгане пролежал у бассейна, пора узнать ему, что такое горы и «зеленка». Полезно на будущее.

— Ладно, рискну. Собирайся. Беру ответственность на себя, тем более что взводных не хватает.

Полк в рейд вел Губин. Он собрал офицеров на постановку задач и распорядился:

— Сегодня действуем не как обычно. Никакой колонны. БМП в цепь! Между ротами по танку, сзади развернуть самоходки и «Васильки». Артиллерия накрывает квадраты, а пехота движется вперед, круша дувалы на пути. Три танка с минными тралами прокладывают проходы в минных полях, а потом роты вот тут, — Губин указал на карте рубеж перехода в атаку, — разворачивают машины в линию. Кяризы, попадающиеся на пути, задымить и заминировать. Чтоб сзади «духи» не повылазили и в спину не стреляли. Задача ясна? Вперед!

Вот это дело! Надоело подставлять свою голову под гранатометы! Посмотрим, как «духи» выдержат лобовую атаку!

…Не выдержали! Автоматические пушки разносили в клочья деревья и виноградники, разваливали дувалы и стены. Танки хорошенько «проутюжили» попадающиеся на пути развалины. Я сидел за башней БМП и ждал, когда машина подъедет к большому кишлаку, чтобы спрыгнуть вниз. Неохота пехом бежать по винограднику. Там легко зацепить ногой мину-лягушку или наткнуться на растяжку. Вдруг сидевший рядом со мной боец схватился за голову и свалился с брони в арык. Мы с Сероиваном прыгнули следом. Солдат тряс головой и держался за уши.

— «Москва», жив! — закричал я, обрадовавшись. — Что случилось? Ты, словно сноп сена, упавший с воза.

Солдат поднял каску с земли и протянул ее мне: