влюблена в Джонатана Уэйса. Предполагалось, что на следующий день он отвезет ее в центр в Бирмингеме.

— Ее переводили? — спросила Робин. — Через неделю?

— Нет, нет, — нетерпеливо сказал Руфус, как будто Робин была особенно медлительным учеником. — Это был предлог. Отпустить ее одну. Она была довольно симпатичной и хорошо развитой, для пятнадцати лет. Правда, немного пухленькая, — добавил он, выпрямляясь, чтобы продемонстрировать пресс. — Большинство девушек там охотились за Уэйсом. Одна девчонка вцепилась когтями в лицо Роуз — но это замяли, потому что Уэйсу нравилось думать, что все живут в гармонии. У Роуз до сих пор шрам под левым глазом.

В голосе Руфуса не было ни капли сожаления, он казался скорее довольным этим.

— Вы случайно не помните дату вашего отъезда? — спросила Робин.

— Двадцать восьмое июля.

— Как вы можете быть таким точным? — спросила Робин.

Как она и ожидала, Руфус не обиделся, а только обрадовался возможности проявить свои дедуктивные способности.

— Потому что накануне вечером на ферме утонул ребенок. Мы читали об этом в газетах.

— Как именно вы ушли? — спросила Робин.

— В машине моего отца. Он успел забрать ключи, притворившись, что хочет проверить, не разрядился ли аккумулятор.

— Видели ли вы что-нибудь необычное, когда уезжали с фермы?

— Например?

— Люди бодрствуют, когда им не следовало бы бодрствовать? Или, — сказала Робин, думая о Джордане Рини, — кто-то спит более крепко, чем, возможно, следовало бы?

— Не понимаю, откуда я мог это знать, — сказал Руфус. — Нет, мы не видели ничего необычного.

— А вы или ваша сестра когда-нибудь возвращались на ферму Чепмена?

— Я точно нет. Насколько я знаю, Роуз тоже не делала этого.

— Вы сказали, что ваш отец вернулся на ферму Чепмен в 2007 году?

— Правильно, — сказал Руфус, теперь уже так, как будто Робин наконец-то проявила интеллектуальные способности, вспомнив этот факт, произвучаший пару минут назад. — Он перешел в университет, но снова стал ссориться с коллегами и чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому он снова подал в отставку и вернулся в ВГЦ.

Робин, занимаясь быстрыми мысленными расчетами, пришла к выводу, что Цзяну на момент второго появления Уолтера на ферме Чепменов было около десяти лет, а значит, он был достаточно взрослым, чтобы помнить его.

— Почему он так быстро ушел в тот раз?

— Роуз заболела менингитом.

— О, мне очень жаль, — сказала Робин.

— Она выжила, — сказал Руфус, — но моей матери пришлось разыскивать его заново, чтобы сообщить ему об этом.

— Все это очень полезно, — сказала Робин.

— Я не понимаю, почему, — сказал Руфус. — Наверняка уже много людей пришло и ушло оттуда? Смею предположить, что наша история вполне обычна.

Решив не спорить, Робин сказала:

— Вы знаете, где сейчас Роуз? Хотя бы город? Идет ли она под замужней фамилией?

— Она никогда не была замужем, — сказал Руфус, — но теперь она ходит под именем Бхакта Даса.

— Она — что, извините?

— Перешла в индуизм. Она, наверное, в Индии, — сказал Руфус, снова усмехаясь. — Она похожа на моего отца: глупые увлечения. Бикрам-йога. Благовония.

— А ваша мама знает, где она? — спросила Робин.

— Возможно, — сказал Руфус, — но сейчас она в Канаде, навещает свою сестру.

— О, — сказала Робин. Это объясняло, почему миссис Фернсби никогда не брала трубку.

— Ну, — сказал Руфус, посмотрев на часы, — это действительно все, что я могу вам сказать, и поскольку у меня много работы…

— Последний вопрос, если вы не возражаете, — сказала Робин, ее сердце снова начало колотиться, когда она достала из сумки свой мобильный телефон. — Можете ли вы припомнить, чтобы у кого-нибудь на ферме была камера Полароид?

— Нет. Ты не должен был брать там ничего подобного. К счастью, я оставил свою Nintendo в машине отца, — сказал Руфус с довольной ухмылкой. — Роуз пыталась взять свою с собой, но ее конфисковали. Наверное, она до сих пор там.

— Это может показаться странным вопросом, — сказала Робин, — но Роуз когда-нибудь наказывали на ферме?

— Наказывали? Насколько я знаю, нет, — сказал Руфус.

— И она определенно выглядела расстроенной из-за ухода? Не была рада уходить?

— Да, я уже говорил вам об этом.

— И — это еще более странный вопрос, я знаю — она когда-нибудь упоминала, что носила маску свиньи?

— Маску свиньи? — повторил Руфус Фернсби, нахмурившись. — Нет.

— Я хочу показать вам одну фотографию, — сказала Робин, думая, даже когда она это сказала, насколько неправдивым было это заявление. — Это очень неприятно, особенно для родственника, но я подумала, не могли бы вы сказать мне, является ли смуглая девушка на этой фотографии Роуз.

Она подняла одну из фотографий с изображением маски свиньи, на которой темноволосая девушка сидела одна, голая, с широко расставленными ногами, и передала ее через стол.

Реакция Фернсби была мгновенной.

— Как…? Вы… это отвратительно! — сказал он так громко, что головы в переполненном кафе повернулись. — Это точно не моя сестра!

— Мистер Фернсби, я…

— Я буду обращаться к адвокатам по поводу вас! — бубнил он, поднимаясь на ноги. — Адвокатам!

Глава 109

…возникают раздражающие споры, как у супружеской пары. Естественно, такое положение вещей не является благоприятным…

И-Цзин или Книга Перемен

— А потом он удрал, — заключила Робин сорок минут спустя. Теперь она сидела рядом со Страйком в его припаркованном БМВ, из которого он наблюдал за офисом человека, которого они прозвали Хэмпстедом.

— Хм, — сказал Страйк, держа в руках один из кофе на вынос, которые Робин купила по дороге. — Так он пришел в ярость, потому что это его сестра, или потому что боялся, что мы заявим, что это она?

— Судя по его реакции, это могло быть и то, и другое, но если это была не Роуз…

— Почему кто-то, выдававший себя за женщину-полицейского, пытался отговорить его от разговора с нами?

— Да, точно, — сказала Робин.

Она позвонила Страйку сразу после выхода из Института гражданских инженеров, и он попросил ее встретиться с ним на Дорсет-стрит, в нескольких минутах езды на метро. Страйк просидел все утро в своей припаркованной машине, наблюдая за входом в офис Хэмпстеда: он предполагал, что это занятие окажется безрезультатным, поскольку единственная подозрительная деятельность Хэмпстеда до сих пор осуществлялась ночью.

Страйк отпил кофе, затем сказал:

— Мне это не нравится.

— Извини, я думала, что ты…

— Не про кофе. Я имею в виду эти таинственные телефонные звонки всем, кого мы опрашиваем. Мне не нравится, что за нами следит “Корса”, или парень, наблюдавший за офисом вчера вечером, или тот парень, преследующий тебя в метро.

— Я же говорила, что он меня не преследовал. Я просто нервничаю.

— Да, но я не был взволнован, когда