чехи, не поедет и мирная делегация». Тогда он уже мог так разговаривать: война Советской России с Эстонией была для последней проиграна…

И вот в ясные зимние дни мы вместе с эстонской делегацией, в терпимых отношениях с нею, едем по тающему льду рек и речек к цели наших заветных желаний.

С момента отъезда из Праги прошло уже шесть недель.

О своем пребывании в Москве я говорить не буду. Мне уже приходилось писать об этом, да и большая часть из того, что я мог бы рассказать, относится не к личным воспоминаниям, а к истории пролетарского государства. Самым значительным событием, моего пребывания в Москве и Петрограде было то, что я в непосредственной близости и несколько раз видел великого вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина и слышал ряд его выступлений: выступление в московском Большом театре, посвященное памяти товарища Свердлова, речь на огромном массовом митинге в Петрограде{316} перед бывшей царской резиденцией и, разумеется, доклад на II конгрессе III Интернационала. Фигуру Ленина я постоянно отчетливо вижу перед глазами, и его образ, пока я жив, навсегда останется в моей памяти. Мне посчастливилось также лично познакомиться со многими вождями победоносной пролетарской революции и с приехавшими со всех концов мира делегатами конгресса. В Москве работы у нас было по горло. Мы прочли довольно много доступной марксистской литературы, поддерживали тесную связь с Чешским советом на Кудринской улице{317} (председателем его был товарищ Салат-Петрлик), выступали перед чешскими солдатами, возвращавшимися в Чехословакию, и разъясняли, что нужно делать для подготовки революции (да, тогда нам казалось, что до нее рукой подать!), писали статьи о Чехословакии, побывали в Донецком угольном бассейне, на торфоразработках, осматривали крестьянские и государственные хозяйства, выступали с лекциями в Туле, готовились ко II конгрессу III Интернационала. На конгрессе, в Москве, а затем в Петрограде, мы присутствовали в качестве представителей от чешской, тогда еще формально не существовавшей коммунистической партии{318}. О некоторых своих впечатлениях я написал в то время три небольших книжки под общим названием «Картины современной России» и послал их в Прагу издательству Борового с настоятельной просьбой издать как можно скорее. Мне хотелось воздействовать ими на сознание чешского пролетариата. Однако брошюры не вышли. Я слышал, что это случилось в результате вмешательства некоторых государственных деятелен. Напечатать их удалось только после моего возвращения из Советской России.

А потом в Москву приехала чешская делегация во главе с товарищами Запотоцким и Шмералем. В числе ее членов находилась и моя жена Елена Малиржова{319}. Вести с родины… Одна из них была очень печальной: умерла моя мать.

С чешскими товарищами мы часто встречались. Я узнавал о дальнейшей дифференциации и радикализации чешского рабочего класса, разочаровавшегося в республике, об окончательной измене тогдашних вождей социал-демократии, о надеждах на скорую перемену обстановки. Таковы были темы всех наших вечерних споров. Вечера во II Доме Советов, где мы жили, проходили очень дружно. В Москве мне удалось пробыть около полугода. Уезжал я один. Чтобы во время массовой проверки на эстонской границе меня не опознали, пришлось отпустить бороду и запастись фальшивым паспортом на имя какого-то умершего австрийского солдата.

После возвращения я снова вошел в состав редакции газеты «Право лиду». Рабочую Прагу я застал в брожении. Впрочем, брожение охватило всю республику. Повсюду происходили бурные собрания. На каждом из них раздавались возгласы: «Ленин! Ленин! Ленин!» — и звучали приветствия Советской России. Но, кроме русской революции, здесь был еще один жгучий вопрос: что делать у нас, в Чехии? Порвать со старой социал-демократией и основать коммунистическую партию? В Москве ответ на этот вопрос казался нам абсолютно ясным. Но в условиях чешской действительности все было далеко не так просто. Меньшая часть рабочих, остро критикуя партийную бюрократию и правительство Тусара{320}, все же надеялась, что их можно заставить отказаться от тесного союза с буржуазией и принудить снова защищать интересы пролетариата. Однако подавляющее большинство чешских рабочих сознавало, что для них существует только один путь — путь борьбы, борьбы вплоть до самых решительных последствий, то есть вплоть до раскола старой партии и основания новой, коммунистической. Собрания проходили очень бурно, но уже тогда было ясно, что чешскому пролетариату необходим съезд! Раскол в социал-демократической партии стал неизбежен. 15 сентября 1920 года общее собрание в трактире «У Забранских» на Карлине постановило, что съезд должен состояться. Была намечена и его конкретная дата: 25—28 сентября. Местным организациям предложили сообщить о своем согласии или несогласии. Уже ночью толпы участников собрания двинулись по Гибернской улице к редакции «Права лиду», чтобы сообщить главным редакторам Стивину{321} и Немцу{322} свои требования и договориться о радикальном изменении направления газеты. Но полиция Тусара предупредила Стивина и Немца о том, что рабочие идут к редакции, и оба заблаговременно ее покинули. Остальные редакторы остались приветствовать рабочую депутацию.

Началось сражение за съезд. Первым его этапом была борьба за центральный орган партии. После собрания «У Забранских» «Право лиду» выходило всего несколько дней. Старое «Право лиду» было переименовано в «Руде право», и его первый номер вышел 21 сентября 1920 года. Издателем газеты стал Франтишек Тоужил{323}, ответственным редактором — Богуслав Новотны{324}, печатал газету Иозеф Скалак. С 19 сентября правое крыло социал-демократической партии возобновило издание «Права лиду» под старым названием. Печаталась газета теперь не в типографии партии, а в типографии Бофорта на улице Юнгмана. Издателем остался Антонин Немец, а ответственным редактором — Иозеф Стивин. Уже во втором номере «Руде право» сообщило о решении президиума партии (то есть точку зрения Тусара, Бехине{325} и Мейсснера{326}) перенести съезд партии с 25 сентября на 27 ноября. Причем указывалось, что на съезд будут допущены лишь те делегаты, которые в письменной форме обязуются не поддерживать III Интернационал. Но «Руде право» призвало делегатов явиться на съезд 25 сентября, вопреки запрещению президиума партии. В тот же день во дворах помещения «Руде право» состоялись многолюдные митинги. При всеобщем воодушевлении на них были приняты резолюции, в которых выражалась твердая решимость рабочего класса любой ценой удержать в своих руках Народный дом и типографию газеты «Руде право». Дело в том, что правое социал-демократическое руководство, опираясь на формальное положение, по которому владельцем Народного дома была не партия, а кооперативное товарищество, собственно Антонин Немец, предложило исключить из товарищества представителя левых Иозефа Скалака.

Съезд партии состоялся и прошел с исключительным подъемом. С основным докладом выступил товарищ Шмераль, замечательный человек, вдохновенный оратор, речь которого буквально