– Я вовсе не пристрастна, – краснея, возразила миссис Плимдейл. – Не спорю, мистер Плимдейл всегда был в добрых отношениях с мистером Булстродом, а с Гарриет Винси мы подружились еще до замужества. Но я всегда высказывала прямо свое мнение и возражала ей, если она заблуждалась, бедняжка. И все же, что касается религии, должна сказать, можно совершить и худшие преступления, чем Булстрод, не исповедуя никакой веры. Он, конечно, хватал через край, мне больше по душе умеренность. Но что правда – то правда. Не думаю, чтобы на скамье подсудимых сидели только набожные люди.

– Я одно могу сказать, – проговорила миссис Хекбат, ловко придавая разговору иное направление, – ей непременно нужно с ним разъехаться.

– Не думаю, – сказала миссис Спрэг. – Ведь она обещала делить с ним радость и горе.

– Так-то оно так, но не тогда же, когда оказывается, что твоему мужу место в тюрьме, – возразила миссис Хекбат. – Как можно жить с подобным человеком! Чего доброго, еще яду подсыплет.

– Да, это чуть ли не поощрение преступности, когда порядочные женщины сохраняют преданность подобным мужьям, – сказала миссис Том Толлер.

– А бедняжка Гарриет очень преданная жена, – сказала миссис Плимдейл. – Своего мужа она считает лучшим из людей. Он и впрямь ей никогда ни в чем не отказывал.

– Ну что ж, посмотрим, как она поступит, – сказала миссис Хекбат. – От души надеюсь не встретить ее ненароком – до смерти боюсь проговориться о ее муже. Вы полагаете, она еще ни о чем не догадывается?

– Скорее всего, нет, – ответствовала миссис Том Толлер, – говорят, он заболел и с того четверга не выходит из дома. Зато она с дочерьми была вчера в церкви, все трое в новых итальянских шляпках. А у нее так даже с пером. Набожность, по моим наблюдениям, не мешает ей наряжаться.

– Она всегда одевается очень мило, – суховато возразила миссис Плимдейл. – А перышко, я слыхала, специально выкрасила в скромный, лиловатый цвет. Отдадим ей справедливость, Гарриет ведет себя достойно.

– И конечно, она недолго будет пребывать в неведении, – сказала миссис Хекбат. – Винси уже все знают, так как мистер Винси был тогда в ратуше. Ужасный удар для него. Ведь скандал коснулся не только его сестры, но и дочери.

– Да, в самом деле, – подхватила миссис Спрэг. – Мистер Лидгейт теперь едва ли будет важничать, как прежде. Уж слишком неприглядно выглядит эта тысяча фунтов, которую ему вручили перед смертью того человека. Просто мороз по коже дерет.

– Гордость до добра не доводит, – произнесла миссис Хекбат.

– Розамонду Винси мне меньше жаль, чем ее тетку, – сказала миссис Плимдейл. – Розамонде нужен был урок.

– Булстроды, наверное, уедут за границу, – сказала миссис Спрэг. – Так всегда делают, если в семье случится такое позорище.

– Тяжелее всех придется Гарриет, – сказала миссис Плимдейл. – Этот удар ее просто убьет. Всем сердцем ей сочувствую. У нее есть недостатки, но человек она прекрасный. Она еще девочкой просто прелесть была – скромная, душевная, искренняя. А уж какая хозяйка – загляни к ней в комод, в каждом ящике каждая вещь на своем месте. Дочек так же воспитала, и Кэт, и Эллен. Нелегко ей будет среди иностранцев.

– Мой муж говорит, он посоветовал бы Лидгейтам жить среди иностранцев, – сказала миссис Спрэг. – Он говорит, Лидгейту вообще не следовало уезжать из Франции.

– Полагаю, его жене это пришлось бы по нраву, – сказала миссис Плимдейл. – Вертушка, почище француженок. В мать, а не в тетку пошла, и советов тетушкиных никогда не слушала – к слову, та ей прочила совсем другого жениха.

Миссис Плимдейл оказалась в довольно сложном положении. Не только дружба с миссис Булстрод, но и выгодные для красильной фабрики Плимдейла деловые отношения с Булстродом вынуждали ее, с одной стороны, желать, чтобы доброе имя банкира было восстановлено, с другой стороны – опасаться, как бы ее не сочли излишне снисходительной. К тому же, породнившись с Толлерами, она вошла в высшее общество, чем была очень довольна, хотя это несколько противоречило ее приверженности истинам, на ее взгляд, тоже высшим, но уже совершенно в ином смысле. Прозорливая маленькая фабрикантша не знала, как ей совместить те и другие «высоты», а также удовольствие и горечь, которые ей принесли события недавних дней, смирившие тех, кого надо смирить, однако сделавшие своей жертвой ее старинную подругу, чьи недостатки миссис Плимдейл предпочитала прозревать на фоне благосостояния.

А несчастная миссис Булстрод в преддверии беды чувствовала лишь, что смутное беспокойство, не покидавшее ее со времени последнего визита Рафлса в «Шиповник», стало заметней, острей. Когда этот гнусный человек больным приехал в Стоун-Корт и ее муж перебрался туда за ним ухаживать, миссис Булстрод с полным доверием отнеслась к заверению мужа, что Рафлс – его бывший служащий, которому он помогал и прежде, а тем паче считает себя обязанным поддержать его сейчас, когда он пал так низко. Вслед за этим муж ей сообщил, что его собственное здоровье поправляется, так что он вскоре сможет вернуться к делам, и простодушная миссис Булстрод окончательно приободрилась. Ее спокойствие нарушилось, когда Лидгейт после собрания в ратуше привез домой ее внезапно захворавшего супруга. Как ни успокаивал ее доктор в последующие дни, миссис Булстрод не раз потихоньку плакала, убежденная, что муж ее страдает не только от телесного недомогания, но и еще от чего-то, сокрушающего его душу. Он не позволял жене читать ему, даже сидеть подле него, уверяя, будто движение и шум раздражающе действуют на его нервы. Миссис Булстрод тем не менее подозревала, что, запираясь в кабинете, он изучает деловые бумаги. Что-то случилось, она не сомневалась в этом. Быть может, крупный финансовый крах. Ничего определенного она не знала и могла только гадать. Так прошло четыре дня. На пятый, не смея расспрашивать мужа, она не пошла в церковь, дождалась Лидгейта и обратилась к нему с вопросом:

– Мистер Лидгейт, умоляю, будьте со мной откровенны. Я хочу знать правду. С мистером Булстродом что-то произошло?

– Небольшое нервное потрясение, – уклончиво ответил Лидгейт. Он чувствовал себя не в силах нанести бедняжке удар.

– Но что вызвало это потрясение? – спросила миссис Булстрод, устремив на него пытливый взгляд больших темных глаз.

– Атмосфера в залах общественных собраний зачастую пропитана ядовитыми миазмами, – сказал Лидгейт. – Людям крепкого сложения они не вредят, зато сказываются на тех, кто обладает хрупким организмом. Очень редко удается предсказать, когда именно наступит припадок, точнее, объяснить, почему человек обессилел именно в этот миг.

Этот ответ не удовлетворил миссис Булстрод. Она по-прежнему не сомневалась, что ее мужа постигла какая-то беда, которую от нее скрывают, а примиряться с такого рода неведением было не в ее натуре. Испросив у мистера Булстрода разрешения отлучиться и оставить с ним на это время дочерей, она отправилась в город с визитами, предположив, что от ее внимания либо слуха не ускользнет даже малейший признак, подтверждающий справедливость ее опасений.