3. В старых книгах установлено во время крещения, венчания и освящения храма делать обхождение по солнцу. В новых книгах введено обхождение против солнца…

Всего же было шесть нововведений. Шесть! А много это или мало? В духовной жизни количественные оценки ничего не значат. Никон предложил новый канон, новые обычаи, значит, предложил новую Церковь, которую поставил во главу духовной жизни страны.

И тогда староверская Русь стала христианской Россией. Со Степью она разошлась, потому что начала молиться Сыну, а не Богу-Отцу.

Вот в чем был политический смысл церковного раскола. Москва, мечтавшая о лаврах «Третьего Рима», получала свободу действий, лишь став христианской. И пусть как угодно убеждают историки в том, что была церковная реформа, мол, исправляли ошибки, накопившиеся в священных книгах при их переписывании. Нет, нет и нет. Новый канон налицо, а в остальном убеждает уникальная работа Б. Кутузова (этот исследователь, имея доступ к книгам староверов, сравнил старые и новые тексты).

Получилось удивительное: «старые» тексты были точнее и глубже.

Кутузова можно обвинить в предвзятости, но известны работы других богословов, например, профессора Н. Д. Успенского, высказавшего то же мнение… Да, свои богослужебные книги староверы переписывали. Но как? Доверяя особым мастерам, чей дар считали священным. Любую описку, недосмотр, ошибку они приравнивали к греху.

В старинных книгах ошибок меньше, чем опечаток в типографских текстах, тогда о каких исправлениях шла речь на Соборе 1654 года? Приведем примеры из Псалтыри, обозначив старый текст буквой С, а новый – Н.

Были ошибки серьезнее, и дело, конечно, не в стилистических погрешностях. Ошибки работали на раскол, они ускоряли его. А как иначе воспринять, скажем, такое исправление:

Прочитав подобное, народ ужаснулся: «Духу лукавому не желаем молиться». Или: «Что же, отцы наши не знали правильное имя Спасителя?» Возражений было много. А объяснение одно: исправители-греки (иностранцы!) плохо знали язык, на котором исправляли текст. Русский народ не принял новаций, провозглашенных Никоном. Однако царский приказ уже действовал, бюрократическая машина пришла в движение.

Никого не смущало, что новая «московская» Церковь как выразитель морали общества с первого дня своего потеряла смысл, ибо сказано: «Без свободы пастыря не свободна и паства». В новой Церкви (вернее, в новом царском приказе) первым несвободным стал патриарх, он находился во власти царя, чего у староверов не было.

Приказ начал государственно-принудительную христианизацию народа. Страна заполыхала, бунты поднимались один за другим. Тех староверов, чья душа не принимала новые обряды, загоняли в избы и сжигали заживо. В приказе Никона служили даже самые настоящие людоеды, их привезли с севера для острастки прихожан. Тысячи и тысячи безвинных людей, не желавших молиться «духу лукавому», гибли в адовых муках. Горели целые деревни… На кострищах поднималась Церковь, которая ныне зовется Русской церковью (РПЦ).

Первыми мучениками за старую веру стали протопопы Иоанн Неронов, Логгин, Даниил, Аввакум и епископ Павел Коломенский, который бросил всесильному Никону в лицо: «Мы новой веры не примем». Никон ответил старцу побоями прямо в храме, правда, освященном по-новому. Дальше ссылка, пытки, и, получив последнее «нет», московские христиане сожгли староверов-великомучеников.

Когда протопопа Аввакума вели на костер, ему было за шестьдесят. Земляные ямы, ржавые цепи, пытки, голод согнули старца вдвое, но твердости, силы в измученной душе не убавилось. Его глаза горели, хоть лицо и было превращено истязателями в огромную черную рану. И странно, Аввакум будто улыбался, у него всегда и во всем светилась улыбка. А когда от огня затлели веревки, он медленно освободил горящую руку и поднял ее вверх. Два перста взметнулись над костром. Говорить он не мог.

Руками греков, выходцев иезуитской (греческой) коллегии, царь подчинил себе Церковь. Никон, мечтавший единолично править русским миром, просчитался, его оппонент оказался хитрее, он и поручил утверждать в жизнь «никоновскую» же реформу приехавшим из-за границы братьям Лихудам, тоже воспитанникам иезуитской (но латинской) коллегии. Им доверил царь Московскую духовную академию (российскую коллегию!) – служителей христианской Церкви требовалось воспитывать по-новому. Неудивительно, что европейское пронизало с тех пор все поры Кремля, каждый его камень.

Даже в иконописи отошли от изящной старой школы, которой придерживался Андрей Рублев, ради новой, позже получившей название «московской». Памятны слова протопопа Аввакума о неподобном писании: «Пишут Спасов образа Еммануила: лицо одутловатое, уста червонные, руки и мышцы толстыя… Старые добрые изографы писали не так подобие святых: лицо, руки и все чувства отончали».

…В муках умирала Русь, забывая старые свои корни и себя.

Чтобы заставить благочестивый народ Московии принять новую веру, Собор 1666 года постановил: «Подвергать ослушников соборных определений тягчайшим казням: заточать их в тюрьмы, ссылать, бить говяжьими жилами, отрезать носы и уши, вырезать языки, отсекать руки…» Объявившие себя мудрецами безумствовали.

Тогда же, словно по чьей-то злой воле, начали «конфессиональную и этническую унификацию» населения, проще говоря, начали делить его на своих и чужих – на русских и татар (татлар – «чужие»). Староверы и стали «татларами», в стране появились люди первого и второго сорта.

…Лишившись сана, Никон изменил своим нововведениям, он понял, в какую страшную клетку его руками иезуиты заманили вольный русский народ. В монастыре до конца дней повергнутый патриарх отмаливал грехи, повторяя в полубезумии: «Старые служебники добрые». Только его не слушали, было уже не до Никона, отмаливавшего свои грехи.

Журнал «Знание – сила».

Апрель 1993 г.

Его глаза чуть сузились, он снова взглянул на меня, уже испытующе, не понимая, шучу я или говорю серьезно.

– Азад, укради меня снова, – повторил я. – Как в тот раз.

Мы стояли на вокзале города Ленкорань, стояли и смотрели друг другу в глаза, как тогда, в минуту знакомства, не обращая внимания на приехавших и встречающих. Наконец снова засветилась его обвораживающая улыбка, и мы обнялись, как старые добрые друзья.

Наше знакомство было не обычным – в 1989 году Азад вместе с товарищами поздним январским вечером похитил из гостиницы Ленкорани корреспондента журнала «Вокруг света». Собственно, благодаря дерзости Азада и получился мой очерк об «исчезнувшем» народе, о талышах – ведь похищенным корреспондентом был я. С тех пор немного воды утекло, но сделано больше, чем за прошедшие полстолетия. В Баку, в Астаре, в Ленкорани, где живут талыши, появились Центры талышской культуры, родной язык преподают в школах, правда, по два часа в неделю и только в младших классах. Однако если вспомнить времена, когда за талышскую речь сажали в тюрьму, то понять радость людей можно. По-моему, она неподдельна.