еще издали – и выставленная (все ж приграничье!) сторожа, и пастушки. Едва в деревню вошел, тут и девчонки налетели, побросали все дела!

– Ой, люди добрые, офеня пришел! Офеня-а-а!

Новость разлетелась по деревне в един миг! Спрятав улыбку, сыскной опустил на вытоптанную траву, под березкой короб, открыл, да принялся выкладывать свой немудреный товар.

Его тут же обступили в нетерпенье.

– А браслетики нынче есть? Желтенькие?

– Всякие есть.

– А ленты, дядечка, ленты? Синие есть ли?

– Под твои-то очи, красавица? – обернувшись, подмигнул сыскной. – Да в раз сыщем!

– А платочки, платочки?

– Ой… гляньте-ка! Сукно цветное!

– Настоящее, из Любека-града! – похвалился офеня. – Однако ж предупреждаю сразу – недешево!

– А браслетики сколько?

– Полпирога… Тебе, милая, уступлю за медяху!

– Ой, а мне еще…

Расторговался парень быстро, правда, и про просьбишку не забыл, вспомнил:

– А где у вас тут такая Марфа, Осетрова вдова? Иголки ей передали…

– Ой! Иголки! Она поминала… Посейчас, сбегаем, позовем… Да вон она уж идет, в платке синем!

Кроме вдовицы, еще подошел сутулый, с редкою бороденкою, мужичок – весь из себя спесивый, важный что твой боярин. Ну, судя по одежке – беличья шапка да длинная рубаха темного немецкого сукна – до боярина не дотягивал, но и не из простых – скорее всего, это вот Анемподист-тиун и есть!

Ну да – похоже! Вон как покрикивает!

– А ну, расступись! Расступись, говор-рю, бабы!

Народишко почтительно расступился.

– Торгуешь? – глянув на «офеню», строго спросил тиун.

– Нет, ладьи починяю! – Осетров хмыкнул в кулак – и чего спрашивает? Раве ж не видно?

– Ты зубы-то не скаль! Не то враз лишишься… Я – боярина Гюряты Степановича Собакина тиун! А деревенька эта – его.

– А-а! Так бы и сказал, – сыскной низенько поклонился.

– Вот, так-то лучше, – довольно покивал Анемподист. – Как отторгуешь, вон в ту избу кой-что занесешь!

Тиун показал на стоявшую невдалеке небольшую, но справную усадьбу, сразу за которой виднелся тын, а уже за ним – настоящие хоромы в три этажа, с сенями и теремом!

– А там не боярин ли ваш живаху?

– Бывает, и он… Ладно, некогда мне тут с вами… Про кой-что не забудь!

– Уж, батюшка, не забуду!

Еще раз поклонившись – спина-то, чай, не переломится – Кирилл проводил тиуна взглядом и бойко продолжил торговлю, так, что уже к полудню почти все и расторговал – осталась только «штука» – отрез – сукна да серебряные кольца. Дорого – не брали.

Ну, пару колец пришлось отдать тиуну в качестве пошлины «за торговлю», сукном же так никто и не заинтересовался.

– Ты, паря, еще бы паволоки притащил! Смердам-то да холопам – куда как нужно! – издевательски хмыкнул Анемподист.

– Так, а может, это… боярскому люду? В хоромы?

– Х-ха! Хотя, попробуй, сходи… Коль от ворот не погонят!

Вот это сыскному и надобно было! Теперь все знать будут – сам тиун к боярской челяди идти посоветовал. А так-то – да, подозрительно: чего нищему офене на боярской усадьбе надобно?

– Эй! Хозяева! – подойдя, Кирилл нагло пнул в ворота, не обращая внимания на лай цепных псов.

– Чего надобно? – в приоткрывшуюся калиточку высунулся недоброго вида бугай. Высунулся и тут же сплюнул, едва ль сыскному не под ноги: – А-а-а! Офеня-а… Проваливай!

– Да мне бы…

– Проваливай, не то счас собак спущу!

– Смотри, как бы потом на тебя не спустили! – хмыкнув, нагло заявил Кирилл.

– Цего? – привратник опешил, так с ним никто в деревне не разговаривал – боялись.

– Того! – передразнил Осетров. – У меня тут такое… Деве боярской уж верно придется по нраву!

– Деве… Ярилке, что ль?

– Ну-у, можешь и не докладывать… я пошел… Но вещь знатная!

– Эй, эй, погодь! – подумав, парняга замахал руками. – Погодь немного-то… Доложу… Вон она, дева-то – как раз во дворе! Яря! Ярушка! Тут это… офеня… Говорит – знатный товар! Позвать? Ага… Ну, заходи, заходи, парняга… В калиточку вот… Да не боись, не кусит!

– Ну и что у тебя за товар? – едва офеня вошел, презрительно осведомилась младая девица в дорогом темно-голубом сарафане с золотыми застежками-фибулами. Кареглазая, светленькая, красивая. В ушах – серьги с голубыми камнями, на голове – невесомый платок ромейской дорогущей паволоки… Да, юфтевые башмачки еще… Не простая фифа!

– Поклон тебе от Серафимы-боярыни… – отойдя чуть в сторону, негромко промолвил сыскной. – Сон она недавно видала – самобеглые повозки, железная змея, ад…

– Ага… – девица просекла враз – умная! – Давай, заходи в сени… Эй! Квасу нам принеси, живей!

Внимательно выслушав Осетрова, Ярилка ненадолго задумалась:

– Вот, значит, как… Переветник… предатель…

– Из самых важных в Ромашково лиц! – напомнил сыскной.

Девчонка хмыкнула:

– Да кто тут самый важный? Разве что тиун… да был воевода… Нынче с боярином в поход ушел…

– Вот-вот, про них и толкую… Пока хотя б за тиуном посмотреть… Мне-то невмочно – чужой.

– Тебе-то – да… – девушка задумалась, накручивая на палец золотистый локон, выбившийся из-под платка. – Значит, меня хотите приставить… Тиун, говоришь? А знаешь, кое-что я приметила… хоть и не присматривалась, да… У тиуна служанка есть, челядь…

Ярилка вдруг улыбнулась, только вот как-то грустно. Пояснила, опустив глаза:

– Ну, такая же служанка, как и я… – сказала и тут же вскинула голову, глянула дерзко, с вызовом, даже хотела что-то еще сказать.

Только Кирилл не дал, перебил с мягкой улыбкою:

– Я, девица, тебе не сужу, и ты не смотри на чужие пересуды… Ибо сказано – не судите, да не судимы будете! Так что там служанка?

– Серьги у нее златые, со смарагдами, – быстро промолвила Ярилка. – И плащик такой… коротенький, на плечи накидка… Шелковый! Анемподист ведь просто боярский тиун, рядович… Откуда такое богатство? Правда, девица его каждый день так не ходит… Но я в соседнем селе – там церковь, погост – видела! Да и у воеводы – младая жена. Я, правда, пока не присматривалась…

– И не надо. Знаем мы про нее. Лучше бы – за тиуном. Только – осторожненько, как бы невзначай, знаешь…

– Знаю! Я много чего знаю… и умею – тоже. Значит, Анемподист…

– Пока – только подозрения!

– Да я поняла…

– Вот и славно! Я загляну через недельку…

Может быть, и удалось бы Ярилке выяснить, с кем встречается тиун, да где хранит богатства свои нечестные, да точно ли он – предатель… Рано или поздно – выяснила бы, умом Господь девицу не обидел – это уж сыскной понял сразу.

Однако же надо ж такому случиться, что вечером этого же дня прискакал в Ромашково гонец, боярский посланец. Свой, из местной дружины.

Прискакал и первым делом к тиуну… С тем же, с чем приходил и Кирилл Осетров. Эх, кабы послал его Собакин попозже – после встречи с Кольшей и Тошкой… Совсем бы по-другому все завертелось, а так…

– Сыщем переветников! – истово заверил тиун. – Как там боярин наш? Воевода?

– Ранили господина нашего… Копьем щеку раскровянили!

– Господи Иисусе!

– А боярина Дормидонта Иовича вражины убили!

– Убили! Ах, жалко… Хороший был человек! И преданный. Погиб, значит, боярин… А переветника сыщем, не беспокойся! Когда боярин-то возвернется? Как мыслишь? Ах, через пару