– Я не знаю точно, – продолжал выкладывать новости с Большой земли Алексей Сбитнев, – но вроде в июне прошлого, то есть 1957 года, было принято решение Президиума ЦК КПСС о смещении Хрущева с поста первого секретаря. А мы ничего не знаем.

Разве может быть так в партии? А сейчас ходят разговоры, что будто уже вынашивается мнение о том, что, кроме поста первого секретаря ЦК, Никите отдадут еще и пост Председателя Совета Министров СССР. А это разве не культ, когда один подгребает под себя все посты? Фактически рождается диктатор. У нас что, война?

Это в годы войны все должно быть в одних руках! А он в мирное время все под себя тянет. Вот такие дела творятся, друзья.

Мы сидели молча. Алексей разошелся, и никто его не перебивал. То, что он разошелся, – это не страшно. А вот оттого, что он говорил горькую правду, было тяжело. Но что на нашем уровне можно сделать? Я высказал эту мысль, а потом понял, что зря «подлил масла в огонь». Леонид Дубин взорвался:

– Как – что? У нас есть Программа и Устав партии. Мы перед фактом нарушения и того и другого. Если действовать в соответствии с Уставом, то мы должны принять решение – осудить завихрения Никиты Сергеевича Хрущева. Естественно, к этому собранию надо хорошо подготовиться, чтобы не было разброда и шатания.

– Леня, – прервал его Сбитнев, – я иногда витаю в облаках, но ты вообще фантазер: сегодня, допустим, проходит собрание, а завтра ты – на Северном полюсе или на Новой Земле, я – на Южном полюсе или в Кушке, Валентин Иванович – на Чукотке, соответственно, и другим найдут место. Надо что-то другое, но что – пока не представляю. Но дальше так продолжаться не может.

Остальные высказались тоже и пришли к выводу: обмен был хороший, нужный, теперь надо всем подумать, а что же конкретно мы можем сделать.

Расстались, однако, с тяжелым осадком. Пошел домой пешком – немного развеяться, подумать. В голову лезли разные мысли, в том числе о том, как сложно проходило мое становление в полку. Мало того, что штаб армии и штаб дивизии (точнее, начальники этих штабов) выступили против моего назначения, так они долгое время не могли успокоиться и еще до приезда на дивизию генерала Ф.В. Чайки меня предложили посланнику Управления кадров Сухопутных войск кандидатом на учебу в Ракетные войска Сухопутных войск. Этот род войск только организовывался. Меня вызвали в отделение кадров дивизии. Подполковник из Москвы начал уламывать меня, чтобы я дал согласие пойти на эти курсы, мол, после них я получу ракетную бригаду.

– Престижно, отвечает духу времени и вашим призваниям, которые были проявлены в годы войны, – подслащивал пилюлю подполковник.

Но я отвечал сухо:

– Каждый из нас должен был защищать страну как мог. А сейчас выбор сделан, я окончил общевойсковую академию, вступил в должность, меня это устраивает, отвечает интересам, да и сразу здесь встретился с такими проблемами, решать которые надо немедленно.

– Валентин Иванович, – не унимался подполковник, – но Ракетные войска – это новый род войск в Сухопутных войсках. Туда подбирают самых лучших. Это же ракетчики! Давайте договоримся так: сейчас вы окончательного решения не объявляйте, подумайте, а затем мы решим.

– Нет! Возвращаться к этому вопросу я не намерен. Решение принято окончательно.

– Ну, все-таки подумайте. Через месяц позвоню.

Я отлично понимал, откуда дует ветер. Здесь сказывалось не столько то, что я в годы войны командовал артиллерией стрелкового полка, сколько стремление Никитина и Крутских все-таки избавиться от меня. Аргумент о моем прошлом был, конечно, весомый, но и мое настоящее, а самое главное – желание тоже было не последним фактором.

Действительно, через месяц к этому вопросу вернулись снова – из Управления кадров Сухопутных войск пришла телеграмма, из которой следовало, что я должен прибыть на беседу к первому заместителю министра обороны – Главнокомандующему Сухопутными войсками маршалу Р.Я. Малиновскому.

Меня вызвал комдив Чайка и, зачитав телеграмму, спросил:

– Зачем вызывают? Чья это работа?

Я все подробно рассказал, что было и что я предлагаю. Федор Васильевич в сердцах выругался (мне от этой «солидарности» стало даже легче), затем упорно начал названивать всем кадровикам – армейскому, окружному, в Сухопутные войска. Добравшись до начальника Управления кадров Сухопутных войск и поздоровавшись, Федор Васильевич степенно начал докладывать:

– Костя, вот у меня в кабинете командир полка нашей дивизии подполковник Варенников. Человек только принял полк, взялся с охотой за работу и никуда, ни в какие Ракетные войска переходить не намерен, а вы его вызываете к Главкому на беседу.

Я, естественно, не слышал, что говорилось на другом конце провода, зато комдив распалялся все больше:

– О каком списке может идти речь, если он не давал никакого согласия? Доложи маршалу, что Варенников не желает…

– ?

– Ну, почему я должен ему звонить? Ты же начальник Управления кадров, твои ребята затеяли все эти дела, ты и передоложи.

– ?

– Ну хорошо, хорошо. Где сейчас маршал? У себя? Буду звонить, но тебя прошу поддержать.

Положил трубку, закурил, поворчал на наших общих «друзей» и начал опять звонить. Оказывается, он звонил непосредственно Главкому Сухопутных войск Р.Я. Малиновскому.

– Товарищ Маршал Советского Союза, докладывает командир 67-й стрелковой дивизии Северного военного округа генерал-майор Чайка…

– ?

– Так точно, Герой Советского Союза. Товарищ маршал, вынужден обратиться непосредственно к вам потому, что кадровики сказали, что решить можете только вы. У меня в дивизии командует одним из полков подполковник Варенников. Всего два месяца, как принял полк и выполняет свой долг отлично. Кадровики беседовали с ним на предмет перехода в Ракетные войска Сухопутных войск. Он категорически отказался. Однако…

– ?

– Нет, он окончил Военную академию имени М.В. Фрунзе, а до этого был два года заместителем командира стрелкового полка…

– ?

– Да нет, товарищ маршал, он вот у меня в кабинете и никуда не хочет переводиться, просит оставить в полку.

– ?

– Спасибо, товарищ маршал.

– ?

– До свидания, товарищ Маршал Советского Союза.

У меня на протяжении всего этого разговора было напряжение максимальное. Как вы поняли, вопросительным знаком я обозначил в этом диалоге слова Главкома, слышать которые я не мог.

Только когда Федор Васильевич поблагодарил маршала, я понял, что все решено. Комдив, улыбаясь, довольный разговором, не торопился раскрывать его содержание. Наконец, медленно закурил и, отдаваясь во власть воспоминаний, начал:

– Родион Яковлевич знает меня давно. И по Великой Отечественной, и по войне на Дальнем Востоке, когда японскую Квантунскую армию гоняли по всему Китаю. Человек он внимательный. Видишь, как