Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она встряхивает головой и подносит к губам пиво, недопитое Ли, оставляя попытки вспомнить. Это было так давно. И та мечта, которую она так кропотливо выстраивала с помощью звезд и луны из сухих и холодных ночей Колорадо, не была предназначена для такой погоды. Она, как наскальные рисунки хоупи, сохранялась только в сухом климате. А в этой сырости краски потекли, очертания расползлись, и мечта, которая когда-то сияла так ясно и отчетливо, превратилась в двусмысленную кучу, в насмешку над маленькой девочкой и ее грезами.
Она снова дергает молнию и улыбается: «Но вот это я отлично помню: человек, за которого я выйду замуж, должен был разрешить мне обрезать волосы. Я помню одно из первых условий — волосы…»
Внезапно она чувствует, что ей хочется плакать, но слезы у нее тоже давным-давно отняли. Сжавшись, как улитка, она вся скрывается под пончо…
«Я помню… я обещала себе — ей, что никогда не выйду замуж за того, кто не разрешит мне обрезать волосы. Я — она верила, что я сдержу обещание. Она верила, что я их обрежу…» Тощая девочка отрывается от вытаскивания колючек из своих волос и с любопытством смотрит на Вив.
— Ты хотела мальчика, девочку и еще двух мальчиков. Нельсона, Ниту, Кларка и Виллиама, по имени маленького Вилли, веревочной куклы, помнишь?
— Верно. Ты права…
Девочка протягивает руку и прикасается к щеке Вив.
— И пианино. Помнишь, мы хотели, чтобы он купил нам пианино? Чтобы учить детей петь. Дети и пианино, и научить их всем песням, которые пели мама с папой… помнишь, Вивви?
Она пододвигается ближе и заглядывает в лицо Вив.
— И канарейку. Двух канареек, мы хотели назвать их Билл и Ку. Настоящих певчих птиц, которые пели бы так же, как те, что в «Запчастях и починке радио»… Разве мы не собирались завести двух канареек?
Взгляд Вив скользит мимо девочки в настоящее, на фотографию. Она пристально всматривается в изображенное на ней лицо: волевые глаза смотрят прямо, руки сложены, тень, серьезный мальчик в очках стоит рядом… и снова возвращается к женскому лицу, улыбке, которая распахивается ей навстречу, закинутая волна волос, как блестящее черное крыло, застывшее во времени…
— Но самое главное — Вивви и Кто-то, помнишь? Он должен был быть Кем-то, кому действительно нужны мы, я, который искренне желал бы меня, какая я есть, какой я была. Да. А не Кто-то, желающий подогнать меня под то, что ему нужно…
Она переворачивает фотографию и подносит ее ближе к глазам: на резиновой печатке название ателье: «Модерн… Юджин, Орегон» — и дата: «Сентябрь 1945». Она наконец слышит, что пытались сказать ей Хэнк и Ли, наконец понимает их и чувствует, как они все были обмануты…
— Я люблю их, правда люблю. Я умею любить. Я обладаю этим…
И в эту минуту она чувствует, как ее пронзает ненависть к этой женщине, к этому мертвому образу. Она, как черный огонь, как холодное пламя, обожгла их всех до неузнаваемости. Сожгла их так, что они едва узнают сами себя и друг друга.
— Но больше я не позволю ей пользоваться собой. Я люблю их, но не могу пожертвовать собой. Я не могу отдавать им всю себя. Я не имею на это права.
Она кладет фотографию в коробку и берет автобусный билет, который Ли оставил на столе.
Дождь лупит по земле; река набухает, неугомонно поглощая все новую и новую воду. Хэнк прыгает прямо с крутого обрыва через ягодник, отталкивается ногой от перевернутого сарая и оказывается на корме буксира; он удивлен, видя Ли, но прикрывает свою улыбку ладонью…
— А ты умеешь плавать, Малыш? Знаешь, может, придется немного искупаться…
Дженни бросает ракушки.
Разъяренный и праведный Ивенрайт носится по берегу среди съезжающихся лесорубов.
— На что этот засранец Стампер надеется, что он себе думает? — Запах бензина все еще не выветрился.
Тедди смотрит, как из машины вылезает Дрэгер и поспешно направляется к дверям.
«Есть силы помощнее, мистер Дрэгер. Я не знаю, каковы они, но иногда они сминают нас. Я не знаю, откуда они берутся, единственное, что я понимаю, — они не принесут мне ни цента».
А Дрэгер, миновав игральный и музыкальный автоматы, пройдя мимо темных порций кабинетов — «я хочу знать, что случилось и почему», — наконец видит худенькую девушку со светлыми волосами. Одну. Со стаканом пива. Ее бледные руки лежат на большом альбоме. Она готова сказать ему: «Чтобы получить какое-то представление, здесь надо пережить зиму…»
Вив закрывает альбом. Уже давно она переворачивает страницы без комментариев, а Дрэгер, завороженный потоком лиц, лишь смотрит и смотрит.
— Так что… — улыбается она. Дрэгер вздрагивает и поднимает голову.
— Я действительно не знаю, что произошло. Я так и не понял, — произносит он через мгновение.
— Может, потому, что все еще продолжает происходить? — замечает Вив. Она собирает разложенные на столе бумаги и фотографии в аккуратную стопку, кладя снимок с темноволосой женщиной сверху. — Как бы там ни было… кажется, мой автобус. Так что… Очень приятно было перелистать страницы семейной истории вместе с вами, мистер Дрэгер, но теперь… как только я…
Вив просит у Тедди нож и, освободившись от своих запутавшихся волос, успевает на автобус вовремя. Их всего лишь трое — она, шофер и малыш, жующий жвачку.
— Я еду в Корваллис в гости к бабушке, дедушке и лошадям, — сообщает малыш, — А ты куда?
— Кто знает, — отвечает Вив. — Я просто еду.
— Ты одна?
— Я одна.
Дрэгер сидит за столом. Булькает музыкальный автомат. Посвистывают буйки на взморье. Звенят провода. Буксир, напрягаясь, тянет свой груз.
Плоты со стоном сдвигаются с места. Хэнк и Ли бросаются проверять сцепку на огромных коврах леса.
— Прыгай, — советует Хэнк, — или они будут под тобой вертеться. Безопаснее всего перепрыгивать с одного на другое.
Колеса автобуса шипят под круговертью дождя. Вив вынимает из кармана салфетку и протирает окошко, чтобы
