знаю, куда пойти. И еще меня преследует какой-то мужчина, — она с опаской покосилась назад, — он два раза ко мне подходил, заговаривал, ужас что нес, я толком не разобрала…»

«Боже правый! — подумал я. — Она ведь совсем молоденькая, почти девочка!»

«Вам нельзя тут стоять, — начал я. — Неужели вам совершенно некуда пойти? Никаких знакомых в Лондоне? Может быть, какой-то приют…» В ответ она только качала головой; уголки губ у нее подозрительно подрагивали. «Не беспокойтесь, — прошептала она, — я как-нибудь…» Я понял, что дальше расспрашивать бессмысленно. И конечно, я не мог оставить ее на улице — перепуганную до смерти, под проливным дождем…

«Послушайте, — сказал я. — Попробуйте мне довериться, хотя бы ненадолго. Для начала вам надо поесть, а потом мы вместе придумаем, где бы устроить вас на ночлег». Она подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и кивнула с серьезным видом: «Я думаю, вам можно довериться». Она произнесла это таким тоном… Почему-то эти бесхитростные слова тронули меня до глубины души. По сравнению с несчастной девочкой я почувствовал себя старым и мудрым.

Она оперлась на мою руку, еще не вполне успокоившись, не до конца избавившись от страха. «Вот так-то лучше», — улыбнулся я. Мы вместе пошли вдоль Уордор-стрит. В кафе «Лайонс», несмотря на поздний час, было полно народу; оказавшись в толпе незнакомых людей, моя спутница вздрогнула и крепче прижалась ко мне. Она попросила заказать ей яичницу с беконом и кофе и набросилась на еду так, словно умирала с голоду.

«Вы целый день ничего не ели?» — догадался я. Она вспыхнула и закусила губы, пристыженная. Я готов был вырвать себе язык.

«Итак, — продолжал я, — давайте выясним, что собственно случилось. Расскажите мне все по порядку».

Еда подкрепила ее и помогла отчасти справиться с застенчивостью; она взяла себя в руки и больше не плакала.

«Мы должны были пожениться, — стала рассказывать она. — Там, в Шропшире, он был такой заботливый, такой внимательный ко мне и к маме. Ну прямо настоящий джентльмен. Мы с мамой держим небольшую ферму — с мамой и с сестренкой. Там тихо, спокойно, от городов далеко. Я в базарные дни езжу в Тонсбери, вожу продукты с нашей фермы. Там мы с ним и познакомились. Он коммивояжер, сказал, что работает на какую-то торговую компанию в Лондоне. И автомобиль у него был свой, хотя и маленький. По всему видно — человек не бедный, всегда при деньгах, и не скупой. Он в Тонсбери часто приезжал по своим торговым делам, а потом и к нам стал наведываться. И начал за мной ухаживать. Очень интересный мужчина. И такой порядочный, ничего лишнего себе не позволял. Сделал предложение, попросил у мамы согласия, все по-хорошему. И день назначили, и об остальном договорились. В прошлое воскресенье он заехал к нам домой, как обычно. Всех веселил, говорил, что скоро у нас с ним будет собственный дом. Обещал, что свои разъезды бросит и устроится на постоянную службу и что жить мы будем в Лондоне. И свадьбу тоже сыграем в Лондоне. Я только расстроилась, что мама с сестрой оставить хозяйство не могут и на свадьбу ко мне не приедут. Вот на сегодняшний день как раз и была назначена наша свадьба…»

Я понял, что она вот-вот опять расплачется, перегнулся через стол, похлопал ее по руке и пробормотал какие-то дурацкие утешительные слова.

«Мы выехали в его автомобильчике во вторник, — продолжала она, — в Лондон приехали вчера. Он нанял номер в какой-то гостинице…» Голос у нее дрогнул и прервался; она молча глядела в тарелку.

«И что же — этот негодяй обманул вас?» — спросил я как можно мягче.

«Он сказал — мы ведь поженимся, — чуть слышно прошептала она. — Ну я и подумала: и правда, мы все равно уже как муж и жена. — Глаза ее снова наполнились слезами. — А утром, рано утром он ушел. Ушел, пока я спала. Люди в гостинице… Они так грубо со мной разговаривали… Это не гостиница, просто притон какой-то, я уж потом догадалась». Она стала торопливо нашаривать носовой платок; я протянул ей свой.

«Я боюсь туда показываться, не решусь даже вещи забрать, — продолжала она. — Я весь день бродила по городу, искала его, но теперь я понимаю — все бесполезно. Как теперь вернуться домой? Что мне скажут? Что подумают люди?»

Она в отчаянии закрыла лицо руками. Бедная глупышка! На вид ей было не больше восемнадцати.

«Есть у вас какие-нибудь деньги?» — спросил я.

«Семь шиллингов и восемь пенсов, — вздохнула она. — Он уверял, что деньги мне не понадобятся».

Я впервые сталкивался с чем-то подобным, сознавал только, что положение безвыходное. А незнакомка сидела, глядела на меня глазами, полными слез, и ждала, пока я что-нибудь придумаю.

Наконец я собрался с духом.

«Придется вам заночевать у меня, — распорядился я деловым тоном, — а завтра утром я куплю вам билет и отправлю назад в Шропшир».

«Ой, да как же… — проговорила она растерянно. — Я ведь вас совсем не знаю…»

«Чепуха, — решительно возразил я. — Со мной вам ничего не грозит».

Мы еще слегка попрепирались; в конце концов я убедил ее согласиться, тем более что к этому времени она совсем выбилась из сил. Я повез ее домой на такси; в машине она успела задремать, склонив голову мне на плечо. Моя квартирная хозяйка, к счастью, уже легла, и наше появление осталось незамеченным.

В камине догорали угли; моя гостья присела на корточки и стала греть руки над слабым огнем. А я стоял, смотрел на нее и гадал, как я наутро объясню хозяйке присутствие в доме неизвестной девушки. И в этот момент она подняла на меня глаза и впервые за весь вечер улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

«Если бы не все мои несчастья, — сказала она, — в нашей встрече даже была бы какая-то романтика!»

— Романтика! Забавно, не правда ли? Вы давеча употребили это слово, вот мне и вспомнилась та давняя история.

Я затушил окурок в пепельнице.

— А что дальше? — спросил мой начальник. — Ведь история на этом не закончилась?

— Закончилась романтика, — ответил я.

— Что вы конкретно имеете в виду? Она вернулась в Шропшир?

Я рассмеялся:

— Да она и близко не видела никакого Шропшира. Наутро, когда я проснулся, ее уже и след простыл. Она исчезла навсегда — а вместе с ней исчез и мой бумажник, со всеми моими, так сказать, земными сокровищами.

Шеф воззрился на меня в изумлении:

— Боже милосердный! — Он надул щеки и присвистнул. — Выходит, эта особа просто-напросто морочила вам голову?