При этих словах аббат нажал на край абажура так, что противоположная сторона приподнялась и свет полностью падал на лицо посетителя, тогда как лицо аббата оставалось в тени.

– Простите, сударь, – сказал представитель префекта полиции, – но этот яркий свет режет мне глаза.

Аббат опустил зеленый колпак.

– Теперь, сударь, я вас слушаю. Изложите ваше дело.

– Я перехожу к нему. Вы знакомы с графом Монте-Кристо?

– Вы имеете в виду господина Дзакконе?

– Дзакконе!.. Разве его зовут не Монте-Кристо?

– Монте-Кристо название местности, вернее утеса, а вовсе не фамилия.

– Ну что ж, как вам угодно; не будем спорить о словах и раз Монте-Кристо и Дзакконе одно и то же лицо…

– Безусловно, одно и то же.

– Поговорим о господине Дзакконе.

– Извольте.

– Я спросил вас, знаете ли вы его?

– Очень даже хорошо.

– Кто он такой?

– Сын богатого мальтийского судовладельца.

– Да, я это слышал; так говорят, но вы понимаете, полиция не может довольствоваться тем, что «говорят».

– Однако, – возразил, мягко улыбаясь, аббат, – если то, что «говорят», правда, то приходится этим довольствоваться и полиции точно так же, как и всем.

– Но вы уверены в том, что говорите?

– То есть как это, уверен ли я?

– Поймите, сударь, что я отнюдь не сомневаюсь в вашей искренности; я только спрашиваю, уверены ли вы?

– Послушайте, я знал Дзакконе-отца.

– Вот как!

– Да, я еще ребенком не раз играл с его сыном на верфях.

– А его графский титул?

– Ну, знаете, это можно купить.

– В Италии?

– Повсюду.

– А его богатство, такое огромное, опять-таки, как говорят…

– Вот это верно, – ответил аббат, – богатство действительно огромное.

– А каково оно, по-вашему?

– Да, наверное, сто пятьдесят – двести тысяч ливров в год.

– Ну, это вполне приемлемо, – сказал посетитель, – а то говорят о трех, даже о четырех миллионах.

– Двести тысяч ливров годового дохода, сударь, как раз и составляют капитал в четыре миллиона.

– Но ведь говорят о трех или четырех миллионах в год!

– Ну, этого не может быть.

– И вы знаете его остров Монте-Кристо?

– Разумеется; его знает всякий, кто из Палермо, Неаполя или Рима ехал во Францию морем: корабли проходят мимо него.

– Очаровательное место, как уверяют?

– Это утес.

– Зачем же граф купил его?

– Именно для того, чтобы сделаться графом. В Италии, чтобы быть графом, все еще требуется владеть графством.

– Вы, вероятно, что-нибудь слышали о юношеских приключениях господина Дзакконе?

– Отца?

– Нет, сына.

– Как раз тут я перестаю быть уверенным, потому что именно в юношеские годы я потерял его из виду.

– Он воевал?

– Кажется, он был на военной службе.

– В каких войсках?

– Во флоте.

– Скажите, вы не духовник его?

– Нет, сударь: он, кажется, лютеранин.

– Как лютеранин?

– Я говорю «кажется»; я не утверждаю этого. Впрочем, я думал, что во Франции введена свобода вероисповеданий.

– Разумеется, и нас сейчас интересуют вовсе не его верования, а его поступки; от имени господина префекта полиции я предлагаю вам сказать все, что вам о них известно.

– Его считают большим благотворителем. За выдающиеся услуги, которые он оказал восточным христианам, наш святой отец папа сделал его кавалером ордена Христа – эта награда обычно жалуется только высочайшим особам. У него пять или шесть высоких орденов за услуги, которые он оказал различным государям и государствам.

– И он их носит?

– Нет, но он ими гордится; он говорит, что ему больше нравятся награды, жалуемые благодетелям человечества, чем те, которые даются истребителям людей.

– Так этот господин – квакер?

– Вот именно, это квакер, но, разумеется, без широкополой шляпы и коричневого сюртука.

– А есть у него друзья?

– Да, все, кто его знает, его друзья.

– Однако есть же у него какой-нибудь враг?

– Один-единственный.

– Как его зовут?

– Лорд Уилмор.

– Где он находится?

– Сейчас он в Париже.

– И он может дать мне о нем сведения?

– Очень ценные. Он был в Индии в одно время с Дзакконе.

– Вы знаете, где он живет?

– Где-то на Шоссе-д’Антен; но я не знаю ни улицы, ни номера дома.

– Вы недолюбливаете этого англичанина?

– Я люблю Дзакконе, а он его терпеть не может; поэтому мы с ним в холодных отношениях.

– Как вы думаете, господин аббат, до этого своего приезда в Париж граф Монте-Кристо когда-нибудь бывал во Франции?

– Нет, сударь, это я могу сказать точно. Во Франции он никогда не был и полгода тому назад обратился ко мне, чтобы собрать нужные ему сведения. Я, со своей стороны, не зная, когда сам буду в Париже, направил к нему господина Кавальканти.

– Андреа?

– Нет, Бартоломео, отца.

– Прекрасно, мне остается задать вам только один вопрос, и я требую, во имя чести, человеколюбия и религии, чтобы вы мне ответили без обиняков.

– Я вас слушаю.

– Известно ли вам, для чего граф Монте-Кристо купил дом в Отейле?

– Разумеется, он мне это сам сказал.

– Для чего же?

– С целью устроить больницу для умалишенных, вроде той, которую основал в Палермо барон Пизани. Вы знаете эту больницу?

– Я слышал о ней.

– Это великолепное учреждение.

И при этих словах аббат поклонился посетителю с видом человека, желающего дать понять, что он не прочь снова вернуться к прерванной работе.

Понял ли посетитель желание аббата, или он исчерпал все свои вопросы, но он встал.

Аббат проводил его до дверей.

– Вы щедро раздаете милостыню, – сказал посетитель, – и хотя вы слывете богатым человеком, я хотел бы предложить вам кое-что для ваших бедных; угодно вам принять мое приношение?

– Благодарю вас, сударь; но единственное, чем я дорожу на свете, это то, чтобы добро, которое я делаю, исходило от меня.