Сумев наконец сосредоточиться на чтении, Такэо дочитал «Место человека в природе» до конца. Даже на чтение такой тоненькой книжонки ему потребовалась неделя. С прошлого воскресенья он выбился из привычной колеи и перестал читать регулярно, у него возникло неприятное ощущение, что напечатанные на бумаге знаки ловко ускользают от него и ему никак не удаётся уловить заключённый в них смысл. А утром его охватило предчувствие, что на этой неделе за ним придут. Он вдруг сообразил, что за полтора месяца, прошедшие с Нового года, ещё никого не казнили, поэтому, скорее всего, следующей казни можно ожидать в ближайшие дни и это наверняка будет кто-нибудь из старожилов — либо Тамэдзиро, либо он сам, так что пора заняться наведением порядка. Прежде всего он постирал нижнее бельё. Рассортировал письма на отдельные стопки — по отправителям, перетянул их резинками и сложил в картонную коробку. Писем оказалось так много, что коробка моментально заполнилась. Больше всего писем было от Эцуко, около ста за один только год. Наверное, и он написал ей столько же — обычно, получив письмо, он сразу же на него отвечал. Затем Такэо отобрал тетради, в которых комментировал и конспектировал прочитанное, дневники, рукописи — получилась солидная стопка. «Ну и что с этим делать?» — в замешательстве подумал он. Тетрадь под названием «О зле», на которую было потрачено столько времени и сил, он готовил к публикации, у него даже мелькала мысль издать её отдельной книгой, но он хорошо понимал, как неприятно будет матери и братьям читать её, а ему не хотелось оставлять после себя то, что могло бы кого-то огорчить. В конце концов он написал на листке почтовой бумаги: «Эту тетрадь после моей смерти прошу уничтожить. Я писал её не для публикации» — и приклеил его к первой странице. Вечером он аккуратно сложил высохшее бельё, тщательно убрался в камере. Теперь вокруг царил образцовый порядок, можно готовиться к смерти. Однако тут его начали одолевать сомнения. А собственно, почему он решил, что за ним придут именно на этой неделе? Какие у него есть основания? Ведь никаких. Просто вдруг втемяшилось в голову — и всё. Вправе ли человек сам определять свой смертный час, ведь таким образом он выказывает недоверие Богу? Смерть должна являться внезапно и неожиданно. Никому не дано её предвидеть, участь наша в руках Всемогущего Бога. Именно так его учили, именно в это он верил, откуда же это неприятное предчувствие? Он постарался усилием воли отогнать его. Но безуспешно — тень Смерти надвигалась на него неотвратимо, как тяжёлая крышка гроба. Понедельник прошёл спокойно. Но потом стали множиться недобрые предзнаменования: во вторник его почему-то вызвал начальник тюрьмы, а обычно он вызывает к себе того, кого собираются казнить, в среду падре Пишон принёс Мессу си-минор, которую называют музыкой смерти, в четверг мать пришла на свидание в траурно-чёрном пальто. Утром в пятницу покосился набок висевший на стене католический календарь, нарушился образцовый порядок, который он всегда поддерживал на книжной полке, и на первый план выползла копия приговора, что явно было не к добру. То есть одно за другим происходили весьма странные и неожиданные явления. Как тут не насторожиться? Однако предчувствие его обмануло — пришли не за ним, а за Сунадой. Узнав о том, что наступил черёд Сунады, Такэо испытал некоторое облегчение — «Ещё не я». Конечно, хорошего мало, сегодня Сунада, а завтра — он, но, во всяком случае, предчувствия перестали его мучить и на душе стало легко. К тому же в субботу к нему на свидание пришла Эцуко. Да, кажется, в его жизни наступила светлая полоса.

На балкон опустился голубь. Они часто прилетают, рассчитывая на угощение. На сей раз это голубь с белым пятнышком на кончике хвоста. Такэо вытащил из шкафчика полиэтиленовый пакет с хлебом. Потянул за ручку окна, она удивительно легко поддалась, и окно сразу же открылось. Он бросил через решётку горстку крошек. Голубь тут же начал деловито клевать. Рядом опасливо, но явно не желая упустить своего, суетились три воробья. По сравнению с ними голубь — настоящий гигант. Он невозмутимо клевал крошки, потряхивая зеленоватым воротником и грозно косясь на воробьёв красными глазками. Вот если бы и люди были разной величины! Гигантам ничего не стоило бы растоптать тюрьму ногами, а мелким — пролезть под решётками. Но люди на всём земном шаре скроены по единому образцу. Даже странно! Почему бы им не быть хотя бы такими разными, как птицы? Голубь-гигант, словно чего-то испугавшись, вдруг улетел, до Такэо донеслось резкое хлопанье уже невидимых крыльев. Странно. А, вот оно что, по балкону крадётся какой-то чёрный зверь! Величиной с кошку. Крыса! Усы торчком, бока лоснятся, как у тюленя, вид грозный — никто ей не страшен! Крысы появлялись здесь и раньше, только они были тощие и жалкие. А эта — здоровая зверюга, не иначе, старый вояка, вышедший победителем в борьбе за существование! Правда, в камеру при такой толщине не проникнуть. Интересно, чем она питается?

В прошлом году после сезона дождей вдруг невероятно расплодились крысы. В этом здании, построенном ещё до войны, полным-полно всяких щелей да тайных нор, вот крысы и гуляли повсюду совершенно беспрепятственно — из коридора проникали в камеры, из камер — на балконы. Они едва ли не хватали за ноги находящихся на посту надзирателей, беззастенчиво гадили в лотки для раздачи пищи, громко пищали по ночам, не давая никому спать, поэтому однажды по репродуктору прозвучал приказ — провести их полное и повсеместное истребление. Во всех камерах, где хоть раз появлялись крысы, установили металлические ловушки. В камеру Такэо крысы проникали через укромный ход между унитазом и шкафчиком для посуды. Две были побольше, три — поменьше, наверное, родители и дети; обычно сначала тихонько появлялись родители и проверяли, нет ли какой опасности, и уже потом возникали дети, эти-то ничего не боялись, резвились, не обращая внимания на Такэо, забирались по стулу на стол, гонялись друг за дружкой по циновкам и дощатому полу. Он отдавал им остатки еды, крысиное семейство постепенно привыкло к нему, крысята залезали к нему на колени и преспокойно грызли рисовые колобки, карабкались на стол, за которым он читал. Неприятно, конечно, было, что они гадили где попало, но, с другой стороны, убирая за ними, он тоже получал определённое удовольствие. Он вообще не склонен был убивать живых тварей, будь то даже комар или тля, и уж тем более ему не хотелось вылавливать крысиную семейку, с которой он так сроднился. Но ослушаться приказа тюремного начальства, который трижды передали по репродуктору, он тоже не мог, поэтому всё-таки установил выданную ему мышеловку с насаженным на крючок кусочком жареного картофеля, вот только поставил её отверстием к стене, так что попасться в неё было невозможно, и нарочно стал кормить крыс обильнее, чтобы не соблазнялись приманкой. Прошла неделя, вторая, крысы не приближались к ловушке, спокойно шмыгали рядом, будто её вообще не было, и приманка из жареного картофеля постепенно испортилась и потеряла свою привлекательность. Но однажды очень душной ночью Такэо проснулся от пронзительного писка и увидел, что одна крыса всё-таки попалась. Приказ предписывал «попавшуюся в ловушку крысу утопить, погрузив в набранную в раковину воду, и на следующее утро во время поверки передать надзирателю». Сначала он решил отпустить крысу и даже уже приоткрыл крышку, но потом всё же передумал, наполнил раковину водой и опустил в неё мышеловку. Крыса, поблёскивая повисшими на кончиках усов пузырьками воздуха, металась от стенки к стенке. Выражения её мордочки он не видел, поэтому создавалось впечатление, что она просто резвится. Каждый раз когда её тельце ударялось о стенку ловушки, его рука начинала слабо вибрировать. В конце концов движения животного замедлились, лапки оторвались от пола мышеловки, сжавшееся в комочек тельце медленно всплыло, перевернулось вверх белым брюшком и распласталось, прижавшись к потолку. Это была крупная самка, очевидно, мать семейства. На следующее утро крысы не появились. Такэо попытался приманить их пищей, но тщетно. А ночью в ловушке появилась новая жертва. На этот раз — отец. Такэо поступил с ним точно так же — утопил в раковине. После этого крысы, словно совершая групповое самоубийство, стали попадаться в ловушку одна за другой. Он поочерёдно убивал их, и за пять дней со всем семейством было покончено.