Я выехал из Лос-Анджелеса по скоростному шоссе, огибающему Оушнсайд стороной. У меня было время собраться с мыслями.

Меж Сан-Онофре и Оушнсайдом лежало восемнадцать миль разделенного на шесть полос скоростного шоссе, обочины которого были усеяны остовами разбитых автомобилей, ржавевших до поры, пока их не отбуксируют на лом. Я задумался, почему я, собственно, еду обратно в Эсмеральду. Дело это пошло вкривь и вкось, и вообще это было не мое дело.

Обычно частному детективу достается клиент, который хочет за небольшой гонорар получить максимум информации. Ты получаешь информацию или нет, в зависимости от обстоятельств. То же самое и с гонораром. Но иногда ты получаешь информацию и слишком много лишнего, включая рассказ о покойнике на балконе, которого там не оказывается. Здравый смысл говорит: иди домой и забудь об этом — толку не будет. Здравый смысл обычно вмешивается слишком поздно. Здравый смысл — это парень, который говорит тебе, что ты должен был сменить тормозные колодки на прошлой неделе, до вчерашней аварии. Здравый смысл — это полузащитник в понедельник утром, который привел бы к победе в воскресенье, если бы он был в составе сборной. Но он никогда не бывает в ее составе, а стоит на трибуне с поллитрой в кармане. Здравый смысл — это маленький человек в сером костюме, который никогда не сбивается со счета. Но он обычно считает чужие деньги.

На повороте я нырнул в каньон и оказался у «Ранчо Дескансадо». Джек и Люсиль были на своих обычных местах. Я опустил чемодан и навалился на конторку.

— Денег, что я оставил, хватило?

— Да, спасибо, — сказал Джек. — Вы, наверно, хотите снова тот же номер.

— Если можно.

— Почему вы не сказали нам, что вы детектив?

— Ну что за странный вопрос, — ухмыльнулся я. — Разве детектив говорит, что он детектив? Вы же телевизор смотрите, а?

— Когда доводится. Нечасто.

— По телевизору всегда можно узнать детектива. Он никогда не снимает шляпы. Что вы знаете о Ларри Митчелле?

— Ничего, — сказал Джек формально. — Он друг Брандона. Мистер Брандон — хозяин этого отеля. — Люсиль сказала лучезарно:

— Вы тогда нашли Джо Хармса?

— Да, спасибо.

— И вы…

— Ага.

— Ты болтаешь лишнее, — сказал Джек лаконично. Он подмигнул и швырнул мне ключ. — У Люсиль скучная жизнь, мистер Марло. Она застряла здесь со мною и коммутатором. И махоньким и крохотным бриллиантом на перстне — таким крохотным, что мне было стыдно дарить его. Но что человек может поделать? Если он любит девушку, он хочет, чтобы это было видно на ее пальчике.

Люсиль протянула левую руку и повернула ее так, что маленький алмаз блеснул.

— Я его ненавижу, — сказала она. — Я ненавижу его, как я ненавижу свет солнца, и лето, и ясные звезды, и полную луну. Вот как я его ненавижу.

Я подхватил ключ и чемодан и оставил их. Еще немного, и я бы влюбился в самого себя. Я, может, даже подарил бы себе колечко с маленьким бриллиантом.

Номер 1224 не отвечал. Я положил трубку внутреннего телефона «Касы дель Пониенте» и подошел к конторке портье. Чопорный портье разбирал почту. Они всегда разбирают почту.

— Мисс Мэйфилд остановилась здесь, не так ли? — Он положил письмо в соответствующее отделение и лишь затем ответил:

— Да, сэр. Как прикажете доложить?

— Я знаю, в каком номере она остановилась. Номер не отвечает. Вы ее видали сегодня?

Он внимательно глянул на меня, но я все же его не завел.

— По-моему, нет, — сказал он и обернулся. — Ее ключа здесь нет. Что-нибудь передать ей?

— Я немного беспокоюсь, — сказал я, — она дурно чувствовала себя вчера вечером. Может, она больна и не может взять трубку? Я ее друг, моя фамилия Марло.

Он оглядел меня. У него были мудрые глаза. Он зашел за ширму, где была касса, поговорил с кем-то. Он быстро вернулся. Он улыбался.

— Я не думаю, что мисс Мэйфилд больна, мистер Марло. Она заказала солидный завтрак себе в номер. И обед. Она несколько раз пользовалась телефоном.

— Большое спасибо, — сказал я. — Передайте ей, пожалуйста, что я заходил и что я позвоню попозже.

— Может быть, она в саду или на берегу. Наш пляж защищен волнорезом. — Он глянул на стенные часы. — Если она там, то, наверное, скоро придет. Уже холодает.

— Спасибо. Я зайду позже.

Главная часть вестибюля была на три ступени выше входной площадки, от которой ее отделял арочный проход. Там отсиживались гости, завсегдатаи гостиничных вестибюлей, как правило, старые, как правило, богатые, как правило, ничего не делающие и только пялящиеся на мир своими любопытными глазами. Так они прожигали жизнь. Две пожилые дамы с суровыми лицами и пурпурными перманентами боролись с огромной головоломкой, выложенной на специальном картонном столике. Несколько дальше шла игра в канасту: играли две женщины и двое мужчин. Женщины курили сигары в длинных мундштуках.

Мужчины казались усталыми — видимо, от подписывания чеков. Несколько дальше сидели молодожены, глядя в окно и держась за руки.

На девушке было колье из бриллиантов и изумрудов и обручальное кольцо, которого она все время касалась. Она казалась немного обалдевшей от счастья.

Я прошел сквозь бар и покрутился по саду. Затем пошел по тропинке вдоль утеса и без труда нашел место, на которое я смотрел вчера вечером с балкона Бетти Мэйфилд. Я легко нашел это место.

Пляж и маленький, изогнутый волнорез были в ста метрах отсюда. Ступени вели вниз. На песке лежали люди. Одни загорали в купальных костюмах, другие просто сидели на лежаках. С визгом бегали дети. Бетти Мэйфилд на пляже не было.

Я вернулся в гостиницу и уселся в фойе. Закурил. Подошел к газетному киоску и купил газету, просмотрел и выбросил ее. Походил вокруг конторки.

Моя записка по-прежнему лежала в отделении 1224. Я подошел к телефону и вызвал Митчелла. К сожалению, мистер Митчелл не отвечал.

За моей спиной раздался голос женщины:

— Портье сказал мне, что меня искал некий Марло, — сказала она. — Это не вы, часом?

Она была свежа, как роза поутру. На ней были темно-зеленые брюки и туфли для верховой езды и зеленый плащ поверх белой рубашки. Дорогой платок на шее. Волосы на лбу перехвачены эластичной лентой.

Портье уже прислушивался в трех шагах от нас. Я сказал:

— Мисс Мэйфилд?

— Да, я мисс Мэйфилд.

— Моя машина ждет. Вы смогли бы сейчас осмотреть этот участок?

Она глянула на часики.

— Да, видимо, да, — сказала она. — Мне скоро нужно переодеться, но… ладно.