Как видно из записки и приложенных к ней материалов, В. Гроссман не только не сделал правильных выводов из проведенных с ним разговоров, но все более ожесточается и отходит на чуждые позиции в оценке советского общества.

Учитывая, что в литературной среде широко известны обстоятельства, связанные с рукописью его предшествующего романа, и существует весьма настороженный интерес к тому, как будут далее развиваться события, Отдел культуры считал бы в этих условиях необходимым провести еще один прямой политический разговор с Гроссманом, а также с наиболее близким ему человеком – писателем С. Липкиным (цит. по: Ю. Бит-Юнан, Д. Фельдман. Василий Гроссман: Литературная биография. С. 142).

Люди в восторге от Вашего выступления, – 27 декабря написала Ариадна Эфрон Илье Эренбургу. – Многие плакали – и не из плакучих (Почта Ильи Эренбурга. С. 516).

вечером 26 октября Кеннеди получил письмо, которое было продиктовано лично Хрущевым и даже не отредактировано. Советский премьер убедился теперь, что действия США не являются блефом и что мир оказался на краю пропасти.

Хрущев не отрицал теперь, что на Кубе имеются советские ракеты. Американская блокада потому не имеет смысла, так как все оружие уже доставлено к месту базирования. Но ракеты находятся под контролем советских офицеров и не будут использованы для нападения на США. «В этом отношении, – писал Хрущев, – вы можете быть спокойны. Мы находимся в здравом уме и прекрасно понимаем, что если мы нападем на вас, то вы ответите нам тем же. Но тогда это обернется и против нас, и я думаю, вы это тоже понимаете. Из этого следует, что мы люди нормальные. Как же мы можем допустить, чтобы произошли те несуразные действия, которые вы нам приписываете? Только сумасшедшие могут так поступать или самоубийцы, желающие и сами погибнуть, и весь мир перед тем уничтожить». Хрущев предлагал Кеннеди снять блокаду и дать обязательство не вторгаться на Кубу. В этом случае СССР заберет или уничтожит доставленное на Кубу ракетное оружие.

Это письмо являлось явным шагом к компромиссу (Дружба народов. 1989. № 8. С. 203).

Одновременно, – сообщает Р. Медведев, – используя более конфиденциальные каналы, Кеннеди заверил Хрущева, что США уберут свои ракеты из Турции, но позднее – после ликвидации кризисной ситуации. Послание Кеннеди от 27 октября было опубликовано в советской печати, что являлось, в сущности, официальным признанием присутствия советских ракет на Кубе (Там же. С. 204).

Каждая попытка оправдать «культ» – перед лицом погибших, перед лицом самой элементарной человеческой совести – сама по себе чудовищна.

не без внутреннего сопротивления и, возможно, не без борьбы внутри руководства, но Хрущев принял предложения Кеннеди. В письме от 28 октября он заявил: «Я отношусь с пониманием к вашей тревоге и тревоге народов США в связи с тем, что оружие, которое вы называете наступательным, действительно является грозным оружием. И вы, и мы понимаем, что это за оружие».

Хрущев писал далее, что коль скоро США заявляют, что не совершат нападения на Кубу, то и мотивы, побудившие СССР поставить дружественной стране новое оружие, отпадают. Налицо все необходимое для ликвидации конфликта. Поэтому Советское правительство отдало распоряжение о демонтаже, упаковке и возвращении в СССР всего этого оружия (Дружба народов. 1989. № 8. С. 204).

Уважаемый г-н Хрущев, мне хотелось бы высказать Вам мое личное мнение по поводу того, как Вы урегулировали карибский кризис. Я не знал еще такого государственного деятеля, который действовал бы с таким великодушием и с таким величием, какое вы проявили в вопросе о Кубе. И я хотел бы, чтобы Вы знали, что каждый искренний и честный человек воздает должное Вашему мужеству (Литературная газета, 30 октября 1962 года).

После концерта, – вспоминает Алексей Козлов, поступило предложение записать на студии фирмы «Польские награния» две пьесы, что мы и сделали. И уже через какое-то время после фестиваля вышли сразу две пластинки. На одной нам была отведена целая сторона, куда вошла запись прямо с концерта двух пьес на другой, «сорокапятке», записанной в студии, «Николай-Блюз» Коли Громина и мои «Осенние размышления». Пластинки эти, естественно, в Советском Союзе никогда не продавались, и мы получили их нелегально, через знакомых (А. Козлов. С. 182).