Сообразил мгновенно, что происходит, и Матвей.

– Мегафоны! Дайте по мегафонам отбой стрельбе! Я туда! Похоже, там вот-вот разразится бойня!

Белоярцев кинул рацию заму: «Действуй!» – и выскочил вслед за Матвеем, догнав его у развороченной взрывом двери в здание. Все же он был «супером» и ориентировался в ситуации быстро. По пути оба нейтрализовали чьих-то бойцов в камуфляже – одинаковая форма не позволяла разобраться в принадлежности спецназовцев к какой-то из служб, – удачно ушли от очереди из автомата броском за укрытие: стреляли из-за поливочной машины, – и один за другим нырнули в клубящийся дымом и пылью пролом.

В здании на всех этажах слышалась стрельба, пахло пороховой гарью, пироксилином и сгоревшей изоляцией. Люди, которые проникли сюда первыми, явно были настроены пленных не брать.

– Это не наши! – бросил Белоярцев, доставая свой личный длинноствольный «волк». – Задача стояла – захватить.

– Тогда расходимся: ты – вправо, я – влево – и нейтрализуем всех, кто попадется на пути. Надо прекратить это безобразие.

– Попробуем. – Командир «Грозы» осклабился, доставая второй пистолет. – Давно я не работал в такой обстановке.

Он выглянул в коридор первого этажа и тут же прыгнул вправо. Матвей запоздало понял, что майор достал «болевик», но наступило время собственного выхода на сцену боевых действий, и все мешающее выполнению задачи вышибло из головы.

Он взял темп, выглянул в коридор, рванул по нему налево, в доли секунды преодолевая первый его отрезок до разбитой вдребезги стеклянной перегородки. Дорогу преградил бугай в зелено-коричневой форме и маске, с грозного вида пистолетом – дырчатый кожух, длинный ствол, внушительный магазин (память услужливо отметила: штурмовой пистолет «генц» калибра девять миллиметров, емкость магазина – от восемнадцати до тридцати шести патронов), повел стволом, пытаясь поймать на мушку вынырнувший из ниоткуда призрак, и Матвей на проходе «ампутировал» ему руку парализующим тэнкай [139], а потом «задвинул» кадык в горло.

Еще один здоровяк в таком же облачении выскочил из комнаты напротив, поливая коридор каскадом пуль из «мини-узи». Пришлось успокаивать его броском сюрикэна и добивать в падении типично уличным приемом «развал» – внешней стороной стопы в низ живота.

В два прыжка преодолев остаток коридора, Матвей свернул на лестницу и лицом к лицу столкнулся с двумя парнями в пятнистых комбинезонах, один волок на себе длинный ящик с рядами карточек, второй палил в окно из пистолета-пулемета «вихрь» российского производства. На появление Матвея он среагировал тотчас же, но недостаточно быстро, и вылетел в окно, не успев даже сообразить, как это случилось. Спец с ящиком начал стрелять из «спектра» одной рукой, сбросил ящик на пол и попал по перилам лестницы: пули с визгом срикошетили обратно, заставив стрелка пригнуться. В этот момент Матвей и вырубил его ударом локтя в ключицу, по-кошачьи мягко спрыгнув с карниза окна.

Он успел выглянуть наружу, где бой между подразделениями разных спецслужб начал стихать: сработали мегафоны и автомобильные громкоговорители, без перерыва ревущие:

– Прекратить стрельбу! Работает служба безопасности! Прекратить огонь! Вынужден буду начать газовую атаку!..

На втором этаже здания действовали те же законы, что и на первом: проникшие спецназовцы неизвестной принадлежности продолжали разгром помещений, не жалея патронов. Правда, трупов Матвей не заметил, и это его несколько успокоило. По всей видимости, «Барс» был готов к нападению, а его защитники отошли на заранее подготовленные позиции.

В ту же секунду Матвей увидел лежащее ничком тело у стены коридора. Сердце екнуло, но это оказался детина в знакомом зелено-коричневом комбинезоне, все еще сжимающий штурмовую винтовку фирмы «Хеклер и Кох». Кто-то уложил его жестоким приемом, но не до смерти, и Матвей мимолетно подумал о Балуеве: без нужды Василий никогда не убивал противника.

Усатую морду слева из холла он встретил «колуном» между глаз, бегемота в черном, с автоматом у живота (итальянская фирма «СИТЕС», девять миллиметров, бесшумный), – перехватом руки, рывком «плетью» (хруст в локте, вскрик), ударом по загривку; еще одного штурмовика – и снова в черном (откуда они взялись? в здание не входили… с крыши?), с великолепной игрушкой KF-AMP (калибр все тот же – девять миллиметров, магазин на сто восемь патронов, малые габариты, оптический прицел, дульный тормоз, где он такой оторвал?!) – уложил классическим шоку [140] и для верности фонфу [141] с круговым разворотом.

Рядом, впритирку с ухом, легла очередь из автомата.

Матвей нырнул вслед за падающим еще телом, перекатился, вынимая в движении из кармана термобарическую гранату, и послал в сторону стрелявшего. Мгновенно вскочил на ноги, когда граната взорвалась со страшным грохотом и ярчайшей вспышкой света, и преодолел холл не оглядываясь, не желая отвлекаться от цели: Василия в этом крыле не было, как и вообще работников Ассоциации, но Балуев мог нарваться на Белоярцева, и следовало его предупредить.

Заглядывая в каждый кабинет, Матвей достиг очередной стеклянной перегородки (на кой черт они наставили тут столько стекла, пусть и бронированного), выглянул за угол коридора и увидел последние мгновения поединка Белоярцева с Балуевым.

Очевидно, до этого тут произошел бой защитников «Барса» с проникшими через крышу диверсантами, потому что по коридору тут и там лежали пять тел – два в зелено-коричневом и три в черном обмундировании, густо воняло порохом, кровью и рвотой, стены были изрешечены пулями, пол усеян деревянной щепой, осколками стекла и штукатурки, двери в кабинет выбиты или распахнуты. Кто успокаивал штурмовиков, нетрудно было догадаться, хотя Василий в условиях плотного огня на поражение вряд ли отвечал мягко. И он был не один: в тупике коридора, своеобразном уголке отдыха с креслами и пальмой в кадке, возле неприметной двери стоял, пригнувшись, Валерий Шевченко с перекинутым через плечо молодым парнем с разбитым в кровь лицом и ждал конца поединка. Матвей появился в тот момент, когда Белоярцев, отлетев от удара Василия за пальму, тут же выстрелил в него из «болевика».

Крик Василия потом долго вспоминался – дикий, звериный, страшный, длился он долгие пять секунд, в течение которых Балуев пытался справиться с болью, а потом упал, скорчился и начал рвать свой комбинезон на животе: «болевик» был настроен на поражение нервных узлов мочеполовой системы.

Белоярцев с трудом поднялся