На этом месте я послал зов шефу и сказал: «Поздравляю, я продул тебе шесть корон. И в связи с этим требую немедленно собрать совещание».

«Чтобы всей оравой прокутить мой выигрыш? – возмутился Джуффин. – Ну уж нет!»

«Это будет совершенно аскетическое совещание, – пообещал я. – Впрочем, могу прихватить с ярмарки пару бутылок местного вина позапрошлогоднего урожая. Ходят слухи, оно настолько не удалось, что это даже своего рода успех – произвести столь феерическую дрянь. Некоторые сообразительные виноделы прилепили к бутылкам этикетки «Ландаландская жуть», и его тут же стали раскупать столичные любители экзотики и любопытные иностранцы».

«Уговорил, – согласился шеф. – «Ландаландская жуть» – серьезный повод для экстренного совещания».

– Не такая уж она и жуткая, эта твоя жуть, – сварливо сказал сэр Кофа, пригубив свою порцию.

– Не моя, а Ландаландская, – педантично уточнил я. – Своей жутью ни за что не стал бы с вами делиться.

– И хвала Магистрам, – встрепенулся Мелифаро. – Не хотелось бы погибнуть во цвете лет вот прямо сегодня. Хотя, с другой стороны, скоро конец года[50], так что, может быть, зря я так цепляюсь за жизнь…

– Просто не надо никогда никому ничего обещать, – невинно посоветовал я. – А если все-таки случайно сорвалось с языка, лучше сразу же сделать, выдохнуть и забыть.

– Кому, интересно, ты пообещал превратиться в чудовищного зануду? – огрызнулся он. – И до конца года тянуть не стал, молодец. Сразу все получилось.

– Да, – кротко согласился я. – Нам, гениям, все легко удается.

– Ну, положим, не все. Пророк-то от тебя смылся, – заметил Джуффин. – Да и твоя попытка нас отравить позорно провалилась. «Ландаландская жуть» совершенно не оправдывает свое название. Хотя кислятина конечно редкостная, кто бы спорил.

– А мне нравится, – сказала Меламори.

Обвела всех присутствующих надменным взглядом последнего воина всех времен и мелкими медленными глотками, какими принято пить только редкие коллекционные вина, выдула свою порцию ярмарочной бурды. Ужасно смешно, но следует понимать, что для девушки из аристократической семьи, которую с детства учили отличать «Муримахский огонь» урожая второго года Эпохи Кодекса от «Зеленого пламени» двенадцатого и показательно падать в обморок при виде неправильно подобранных бокалов для дегустации, подобное надругательство над винодельческими канонами – не просто дурацкая выходка, а по-настоящему мужественный поступок, как всякое преодоление себя.

– С тобой еще поделиться? – ласково спросил сэр Кофа, добрейшей души человек, злодей, каких мало.

Меламори и бровью не повела.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила она. – Это чрезвычайно великодушное предложение, но было бы несправедливо лишать вас шанса насладиться изысканными нюансами вкуса этого уникального в своем роде напитка.

В такие моменты я испытываю почти непреодолимое желание гордо сообщать всем присутствующим: «Это моя девушка!» И повторять, пока они не позеленеют от зависти, которую сами обычно ошибочно принимают за сострадание. Но правила хорошего тона вынуждают меня держать себя в руках.

Тем более присутствующие вообще-то и так в курсе.

– Слушайте, – внезапно сказал Нумминорих, – а о Правдивом Пророке вам совсем-совсем неинтересно говорить?

Мы озадаченно переглянулись. Балаган вроде текущего – обязательная часть наших рабочих совещаний. Просто потому что человек так устроен: в несерьезном настроении соображает лучше, чем в серьезном. Может быть, не всякий человек, но сотрудники Тайного Сыска – определенно. И всякий раз, когда прискорбные обстоятельства не давали нам как следует развеселиться, мы искали правильное решение гораздо дольше. И далеко не всегда находили его с первой же попытки, хотя очень старались – такой вот парадокс.

Нумминорих, по идее, давным-давно должен был к этому привыкнуть.

– Просто меня распирает от любопытства, – признался он. – Кто этот человек, который знает обо мне такие удивительные вещи? Можно ли ему доверять? И, самое главное, почему он сказал мне именно эту правду, а не какую-нибудь другую? Правду о любом человеке можно говорить годами, но Правдивый Пророк справляется за минуту. Значит, говорит только то, что считает самым важным? Интересно, он сам выбирает, кому что сказать? Или у него в голове звучит одна фраза, и пророк ее повторяет, не задумываясь? Хотел бы я все это знать!

– Да, я тоже хотел бы знать, почему он сказал тебе именно то, что сказал, – кивнул Джуффин. – Все остальное как раз более-менее понятно.

И снова умолк. Говорю же, паузы в разговоре – его любимый пыточный инструмент.

Ну зато все сразу примолкли. И приготовились слушать. Даже Кофа прекратил разглядывать свой бокал так сосредоточенно, словно под его тяжелым взглядом вино могло устыдиться и самостоятельно повысить свое качество.

Впрочем, я бы совершенно не удивился, если именно так и происходит всякий раз, когда сэру Кофе Йоху попадается небезупречный напиток.

– Магистр Хонна к нам пожаловал, – наконец сказал Джуффин. Будничным таким тоном, каким обычно сообщают о возвращении из отпуска шеф-повара соседнего трактира.

– Кто?! – не веря своим ушам, переспросил я.

Больше никто не стал задавать этот вопрос вслух. Ограничились взглядами. Будь на месте Джуффина менее могущественный колдун, от него небось и пепла не осталось бы. Но шеф Тайного Сыска – существо чрезвычайно живучее.

– Хонна, Великий Магистр Ордена Потаенной Травы, – флегматично повторил он.

– Ну ни хрена себе поворот! – восхитился я.

Дружный вздох коллег свидетельствовал, что мне удалось выразить общее отношение к этой новости.

– Согласен, – кивнул Джуффин, – довольно неожиданно. В свое время Магистр Хонна поклялся, что ноги его в Соединенном Королевстве больше не будет. Но, получается, передумал. Интересно, почему?.. Ладно, в любом случае, имеет полное право. Решение Канцелярии Скорой Расправы о пожизненном изгнании для всех членов Ордена Потаенной Травы мы аннулировали сразу же после отъезда Нуфлина в Харумбу[51]. Этого требовала элементарная справедливость: деяний, наносящих сколь-нибудь существенный вред Соединенному Королевству, они никогда не совершали. Защищались так, что земля дрожала, это да, но право защищать свою жизнь и имущество священно во все времена.