– Славик, это примета такая, – снова и снова объясняла ему Галя, – люди хотят сюда вернуться, поэтому бросают монетки. Монетку заберет море, а потом вернет – на берег. Как стеклышки или ракушки. Мы найдем эту монетку, обязательно. Потом.

– Они уедут?! – кричал Славик. Он пытался дотянуться руками до дна, но не мог опустить голову под воду.

– Уедут, ты же знаешь. Отдыхающие всегда уезжают. Пойдем на берег. Ты замерз. Я тебе куплю трубочку со сгущенкой. – Галя не знала, как успокоить Славика. У него давно не было таких сильных приступов. И как назло – никого на пляже из знакомых. Никого, кто мог бы позвать Ильича. Светка, как всегда в таких ситуациях, сидела на берегу, складывала камушки. Так ее научила Галя – если Славик плачет или кричит, надо сидеть тихо, играть, никуда не бежать, а ждать.

– Они уедут, как Вероника? – не унимался Славик.

– Да, как Вероника, – подтвердила Галя, которая уже сама замерзла и обессилела от попыток вытащить Славика.

– А Вероника бросала деньги?

– Наверное, я не знаю.

– Не вернутся! Обманут! Лучше не бросать, а мороженое купить! Зачем они обманывают? Вероника не бросала! Не бросала!

– Они не обманывают. У них отпуск. В следующем году они захотят поехать в другое место. Или вернутся сюда через два года или три. А может, через десять, так тоже бывает.

– Вероника приедет? У нее тоже отпуск? Она в другом месте? Она приедет через десять лет?

Славик находил в себе последние силы, и погружался с головой, но быстро выныривал – в слезах, в соплях, задыхающийся от попавшей в рот воды. Под водой он ничего не видел и чувствовал себя обманутым. Почему другие люди и даже дети под водой видят, а он не может?

– Там ничего нет! Нет! Темно! Как ночью!

– Под водой, Славик, надо глаза открывать, тогда увидишь. – Галя стояла рядом и плакала.

– Нет! Там темно! Монеты нет! Значит, никто не вернется!

Тогда Славика вытащила маленькая Светка, которая подошла, взяла его за руку и строго сказала: «Пойдем!»

На следующий день Славик уже и не вспоминал про монеты. Если Галя видела, что кто-то бросает мелочь, старалась Славика отвлечь. Но не всегда получалось – если он видел, как отдыхающие кидают монетки, то начинал плакать навзрыд. В его несчастной голове отложилось только то, что деньги бросать нельзя – пропадут. И Славик снова залезал в воду и пытался найти монетку.

Светка уже вовсю плавала в очках под водой, а Славик так и не смог заставить себя нырнуть, не закрывая глаза. Один раз он стукнул Светку, которой удалось достать монетку. Славик ее ударил больно, в глаз. Светка не плакала, хотя под глазом образовался синяк.

– Мам, не ругай его, он по очкам бил, а не меня. Он думает, что очки виноваты, – защищала она Славика.

– А если он тебе ногу сломает, если подумает, что ласты виноваты, а не твои ноги?

Галя поймала себя на том, что говорит так же, как мамаши на детской площадке. А если… а вдруг… и что тогда? Славик становился опасен не только для чужих, но и для своих. Тогда мальчик вдруг понял, что сделал Светке больно, и прибежал с какой-то тряпкой – вытирать на лице Светки синяк. Тянулся, пытался смыть синеву, но никак не получалось. Светка расплакалась. И у Славика, а он испугался по-настоящему, случился припадок. Но даже тогда Ильич не захотел послушаться Юрия Дмитрича. Даже тогда сказал, что его сын – не сумасшедший. Да, мальчик с проблемами, но не сумасшедший. И его нельзя лечить таблетками для чокнутых. А Галя опять не настояла. Она же не его мать.

Ильич часто думал о том, что их пансионат, ставший домом, само это место, зажатое в глубине улочек, самое лучшее место на всем побережье, откуда открывается удивительный вид, оказалось дурным или проклятым. Пятачок, где все сходят с ума, лишаются рассудка, будущего, замирают во времени. Как Славик, который замер в шестилетнем возрасте и не взрослел. Как тетя Валя, которая упорно не хотела менять ни строчки в меню. Как он сам, живший не прошлым, не будущим и даже не настоящим. Застрявшим в междувременье. Их пансионат, то ли пансионат, то ли Дом творчества, то ли дом для своих, тоже застрял не пойми где. Новые обои соседствовали со старыми кранами, теми, которые без смесителей, а нужно отдельно крутить горячий кран и холодный. Кондиционер соседствовал с вентилятором. Старый паркет с новым ламинатом. Старые правила с новыми. Даже сушилки на террасе стояли новые, а прищепки на них старые, деревянные.

Место, по своей сути удивительное – находящееся на пересечении всех дорог, точка между ровной набережной и крутым подъемом наверх, оказалось гиблым.

Бессонными ночами Ильич думал о том, что в этом городе много разных мест. Например, на набережной, около третьей пальмы, всегда кто-нибудь скандалил. Именно там случались семейные разборки. Под этой самой пальмой дети получали по попе за несносное поведение. В этом самом месте Вероника когда-то сказала Виктору, что уезжает. Ильич считал, что рядом с пальмой находилась дыра – в небе или в земле, неважно, – с плохой энергией. И люди начинали ругаться, обижаться, дети принимались капризничать. Виктор даже поделился своим наблюдением с Галей, но та рассмеялась.

– При чем тут пальма? Вчера у нас тут внизу парочка отношения выясняла, а морды всем в арке бьют, – ответила она.

Но Ильич твердо был уверен – странные, особые места в городке были. Иначе как объяснить тот факт, что в бывшем ресторане Артура на всех нападала тяжелая дремота, такая, что даже двигаться не хотелось. Слипались глаза, невыносимо тянуло в сон. Галя, конечно же, считала, что дело в вине и еде – любой уснет, если столько съест и выпьет.

Драки случались в арке. Это была единственная арка в единственном многоподъездном доме на весь поселок. Ну да, удобно разбивать носы там, где раз и навсегда вывернута из цоколя лампочка. Да и от цоколя один провод остался. Но ведь были и другие места, подходящие для драк.

Или вот, например, их буна. Почему все пацаны прыгали с левой стороны? С правой то же самое – Виктор сам проверял. Но все прыгали с левой. А если с правой, то или пятки отшибешь, или пузом хряпнешься. С левой же входишь в воду идеальным солдатиком. Как такое объяснить?

Их место, Ильич был уверен, сводило людей с ума. Здесь было хорошо Славику, Кате. Почему Катя не жила на другом краю поселка, а именно под их пансионатом? Концентрация сумасшествия. Да все они ненормальные. Федор со своими мечтами, тетя Валя, маниакально привязанная к своим кастрюлям. Старым, тоже с незапамятных времен. Кастрюль таких объемов сейчас и не сыщешь. Разве что в армейских частях найдешь. Тетя Валя над этими кастрюлями тряслась. Если уж и уместна параллель с писаной торбой, то в этом случае. Все вокруг сходили с ума. Настя, даже Галя. Галя! Про нее Виктор никак не мог предположить. Галя же была другой, совсем другой, из другого мира, из другого теста.

Что там люди – животные и растения тоже были сумасшедшими. Прорастающие корнями через бетон кипарисы, плачущий по-младенчески Игнат, Серый, он же Марк, повадками больше похожий на собаку, чем на кота. Разве не странно? Гиблое место. Если попадешь сюда, не вырвешься. Да никто и не пытался. Светка со Славиком – следующие в этой цепочке. Хотя Светка, ей-то зачем? Зачем она сюда влезла? Ведь девочка другого полета. Не чета местным. Как когда-то Галя.