Стоит ли придираться к безвкусице и комсомольским коннотациям его героев, тем более что сейчас это даже – ну да – забавно? А то, что «старик Хэм» и маэстро Набоков стали его интертекстуальными друзьями, то так распорядилась доборхесная эра.

Дело не в «чуваках» и «чувихах». И не в литературной истории. А в том, как свежи были розы.

Каждая женщина торгует своим телом. Поцелуи дарит, как пробные флакончики духов, а остальным торгует. Удачно и неудачно, по-крупному или по-мелкому, осознанно и неосознанно.

Женщины обидчивы. Их обидчивость, готовая проступить на поверхность в любой момент женско-мужских отношений, обнажает законы рынка.

– Почему ты не даришь мне наборы шоколадных конфет?

– Почему не приглашаешь в дорогой ресторан?

– Почему он меня не домогается?

Это не игра. Это – рыночные претензии. Многие женщины целиком состоят из претензий. Многих женщин заслуженно называют стервами.

– Почему мы не переезжаем в новую квартиру?

Несостоятельный мужчина выталкивается вон.

Современная статистическая русская девушка не прочь взвешенно менять мужика «похуже» на мужика «получше», на мужика «еще получше», до бесконечности.

Исключения бывают. О них поют в песнях.

Если мужчина не уважает законы рынка, он – говно. Или – урод. В зависимости от обстоятельств.

Если мужчина теряет интерес к женщине, он хуже говна. Женщина не допускает даже мысли о том, что ее можно разлюбить. Женщина звереет, когда чувствует, что падает в цене, что ее прелести затовариваются. Вот тогда она выцарапает вам глаза.

Женские прелести хороши в сборе. Они не выдерживают длительной деконструкции. Груди-сиськи превращаются в куски натурального жира.

Почти все женщины оценивают себя неадекватно. То есть они себя переоценивают. Уродки считают себя симпатичными, симпатичные – хорошенькими, хорошенькие – красотками, красотки – красавицами, херувимы – архангелами. Попадается немало уродок, перепрыгивающих через все ступени. Нет ни одной, которая считает себя дурой. Заплетет косички, наденет тюбетeeчку.

– Правда, я на турчанку похожа?

– На кого?

– На турецкую женщину!.. А правда, у меня из письки тянет вкусным жареным луком?

– С чего ты взяла, что вкусным?

Острый дефицит недооценивающих себя женщин.

Есть нации и культуры, которые запросто умеют покупать и продавать женщин. У грузин в советские времена эта торговля была доведена до совершенства.

– Девочка, на тебе тыщу рублей. Слушай, сделай минет. Только руками не трогай, да? Руками каждый умеет.

Грузин покупал девушку, чтобы красиво унизить. Проститутки, если жалуются, жалуются на то, что главное удовольствие мужчины – заставить их ползать на четвереньках.

– Мало не покажется! – усмехаются проститутки.

Русская высокая культура этого в принципе не выносила. Ее передергивало от купли-продажи. Она была уникально немеркантильна. Не вникая в суть дела, не вдаваясь в подробности, она объявила женщину бесценной. Именно поэтому русская культура так напряженно относилась к проституции. Сонечка Мармеладова. Живые, а – продаются. Среда заела. Все плакали и жалели. Интеллигенция задумалась, как бы это искоренить.

Интеллигенция (как мозг нации) вообще никогда не могла понять, что женщина тоже любит ебаться. Татьяна Ларина кончает? Ну, что вы такое говорите! Этого не может быть! Анна Каренина? Но ее тоже среда заела!

И только русский крестьянин, вечный хам, утверждал, что хорошая жена на хую не дремлет.

Проститутка проста, как жизнь.

В духовном споре с крестьянином победила интеллигенция. Проституцию искоренили, но как-то очень искусственно. Рынок ушел в подполье. Женщины научились себя продавать по какому-то сложному безналичному расчету.

Счастье не наступило, но все запутались.

А теперь вот проясняется.

По логике вещей они должны быть союзниками. Оба – борцы против тоталитаризма. Обоих гноит КГБ. Казалось бы, их поражение неминуемо. Но нет! Оба изобретают различные средства самозащиты и, пройдя через сказочные испытания, не только остаются в живых. Они побеждают.

Однако сказать, что Солженицын и Джеймс Бонд – близнецы-братья, не поворачивается язык. Враг – общий и цели благие, а тем не менее трудно представить себе, чтобы они сели вместе где-нибудь на Бермудах у кромки бассейна с голубой водой и, прихлебывая мартини с водкой, обменялись опытом диверсантов.

– Я слышал, что вы неплохой писатель, – улыбнулся Джеймс Бонд.

– Лучше не бывает! – польщенно хохотнул Солженицын.

– Как там теперь, в России? – поинтересовался английский агент.

– Да херово, – помрачнел Солженицын.

– Почему? Ведь Ельцин вернул Россию в свободный мир!

– Свободный от чего? От морали? – еще больше помрачнел писатель.

– Не расстраивайся, мой русский друг! – погладил его по бывшему зековскому плечу Джеймс Бонд. – А как вам мой коллега Путин?

Солженицын криво улыбнулся в ответ.

Оба – в черных очках от Армани.

На Джеймсе Бонде: белая хлопчатобумажная маечка, черные брюки в серую полоску, подтяжки и носки – Уго Босс.

На Солженицыне: черный велюровый халат, серые облегающие трусы, черные домашние тапочки с солнечными львами в кружочке.

– Домашние тапочки тоже от Версаче? – придирчиво спросил Джеймс Бонд.

– Все от Версаче, – скромно сказал Солженицын.

Красиво, но несбыточно, а жаль.

Слишком разные люди.

А ведь мог бы стать всенародным героем, как Джеймс Бонд! Семь лет лагерей, затем один на один «бодался с дубом», победил смертельную болезнь. Тайники, стукачи, западные журналисты, обезумевшие гэбэшники. Весь мир рыдал над книгой. Яркая, запоминающаяся высылка из страны. Дружеская рука Набокова. Какой суперменовский список! Где ошибся? Когда?

Не хватило джеймс-бондовской иронии и самоиронии.

Не хватило джеймс-бондовской или гагаринской улыбки.

Не хватило обалденной блондинки и смокинга. Не хватило большого, крупнокалиберного пистолета. Не хватило «приколов» и местного колорита.

Не хватило веселья, реактивного полета, красивых жестов.

Не хватило ума подмигнуть перед тем, как «бодаться». Не возвысился над русской материей. Джеймс Бонд и не стал бы «бодаться». Слова не те: дуб, теленок. Не та харизма. Победили русская угрюмость, русская сексуальная затхлость.