Вот какие мы нарасхват…

Там будет некто с высокой энергетикой. Гость. С необыкновенно высокой. К тому же высокопоставленный. А кто такой — пока секрет.

Заинтриговали, одним словом.

В антракте меня к нему подведут, рядом поставят и представят как видного борца за мир и равноправие женщин. Далее, по идее, он должен будет пожать мне руку, а я при этом что-то почувствовать. Тут меня и отведут в особую комнатку, где я быстренько расскажу нашим специалистам о своих необыкновенных ощущениях. Услышу ли гром, увижу ли молнию, вспомню ли детство, похолодеют ли ноги…[133] А муж мой будет в зале сидеть и ждать с нетерпением. Надеюсь, градусник мне ставить не будут.

Надоели опыты.

Бред.

Парапсихология.

Балета хочется.

Без пяти двенадцать. Спать. Спать.

2 марта

Не держу руку на пульсе времени, а то бы уже вчера поняла.

Муджибур Рахман, шейх — вот мой харизматик. А я еще утром гадала, чьи это флаги вывешены?[134]

Нет, мне от него никуда не деться — достал, прилетел. Скоро ночью приснится мне этот шейх, и буду я излагать свой провидческий сон в форме объяснительной записки.

Днем с ним встретился Брежнев. Балет — вечером.

Володька не хотел идти, ворчал. А я была наэлектризована, как ненормальная. Надела олимпийскую шубу.

К служебному входу подвезли, там уже было все оцеплено, нас пропустили по «вездеходу»[135]. Встретили генерала на лестнице, он загадочно улыбался.

Генерал сидел в партере, нам же досталась ложа во втором ярусе. Ну а шейх вместе с Косыгиным и Громыко, естественно, в центральной, в правительственной. Там еще был Полянский[136].

Исполнили гимны — бангладешский и наш. С этого и началось. Подняли занавес.

Мне спектакль понравился.

Правда, Володька крутился все первое действие — не то от скуки, не то от ревности. Я иногда поглядывала на шейха, он смотрел очень внимательно. Еще бы, поди, в Бангладеш у них нет балета. Или есть?[137]

Что сказать о Муджибуре Рахмане? Роста он невысокого, черноволосый, в очках, театрального бинокля что-то я у него не припомню, может, не дали, чтобы не напоминать о слабом зрении? А может, не полагается по протоколу. Приятное открытое лицо, на той марке он выглядел посуровее. Не знаю, как насчет энергетики, на расстоянии не очень чувствовалось, но все же в этом есть что-то такое, когда недалеко от тебя сидит человек, еще недавно приговоренный к расстрелу и уже многими считавшийся расстрелянным. Его спас тюремщик.

Наступил антракт. За мной пришли. Володька пожелал ни пуха ни пера. Я к черту послала. Повели меня в гостиную за центральной ложей. Вижу Косыгина, вижу Рахмана. Беседуют. Громыко ко мне подошел:

— А… это вы?

И подводит меня к шейху как ни в чем не бывало.

Я даже не поняла, что он сказал. Догадываюсь, что как будто знакомит.

Сама не знаю, кто он, гость: «товарищ» или «ваше превосходительство»? Мы еще по дороге с Володькой спорили, есть ли у него гарем[138]. Он же шейх, мусульманин. А если шейх, почему тогда премьер-министр? Да еще и лидер крупнейшей партии?[139]

А он берет и целует мне руку. И лицом светится. Поцеловать руку — это посильнее, чем просто пожать. Я тронута. Но сказать, что меня током ударило, будет преувеличением.

— Господин премьер-министр находит спектакль великолепным, — сообщает переводчик специально для меня предназначенное.

Не за балерину ли они меня принимают?

— Я счастлива, что нашему высокому гостю понравился русский балет.

В ответ — любезная улыбка.

Вот и вся встреча. Меня уже вывели.

— Ну как?

— Никак.

— Совсем никак?

— Абсолютно.

— Нет, подождите. Что-нибудь да было…

Я решительно направляюсь в сторону нашей ложи.

Догоняет генерал:

— Ну как?

— Абсолютно никак.

Меня злость берет. Почему это их Муджибур Рахман с высокой энергией, а наш Косыгин — с простой, с невысокой? Или тот же Громыко, он в молодости ого-го красавцем был, я видела фотографию, это он сейчас так скукожился!.. Почему же Рахман Муджибур?.. А не Громыко? А не Косыгин?

Не Фидель Кастро, в конце концов, с которым меня так и не познакомили?!

Села на место. Тут уже мой:

— Ну как?

— Ты лучше, — ответила я.

Стал свет меркнуть. Музыка объяла нас.

Больше он не вертелся.

Я смотрела балет до злости веселая[140].

8 марта

Напугал.

Слово за слово, о смерти заговорили. (Ночью — в постели.) И вдруг спрашивает: