Мертвый город глух к мольбам,

и нечего менять

Свой целковый на пригоршню меди…

Даже не смотрите вслед,

опять начнут пенять

Наши заграничные соседи.

Нам смешно, а их, как прежде,

душит тот же страх,

Ужас перед северным медведем…

Матушка-императрица, где в санях,

где в снах,

Все равно когда-нибудь доедем!

Над Невой зима опустит белое крыло,

Сжалившись, врачуя и колдуя.

Я умру столетьем позже,

чуть вдохнув тепло

Вашего шального поцелуя…

* * *

Почти случайные знакомые…

Вдруг встретились, но что в том нового?

Лишь линии руки, так схожие

С прожилками листа кленового.

Вершились звездами знамения,

Грозя грядущим лихолетьем…

Какие были изменения,

Что мы их даже не заметили?

Но ветер, плачущий молитвенно,

Гасил все свечи под иконами,

И ночь, раскрывшаяся ливнями,

Смутила Вечность перезвонами.

Связала землю на мгновение

С престолом Господа, к которому

За сладкий час грехопадения

Я предступлю, склоняя голову.

Где золото закатной лавою

Сентябрьского солнцестояния

Зальет фальшивые, бесславные,

Пустые строки — покаяния…

В полях, сминая травы росные,

Прочту следы под крики сокола.

Там все тропинки судьбоносные,

Там все пути вокруг да около.

Забуду дни, что мне обещаны,

Швыряясь жизнью в небо с просинью,

За поцелуй прекрасной женщины,

С которой мы дышали Осенью…

* * *

Ничего мне уже не жаль,

И не надо мне никого.

Ночь накинет на плечи шаль,

Пододвинет лист делово.

Так бывает, простой сюжет.

Да и важно ли вспоминать,

Сколько минуло зим и лет,

Ни приклеить, ни оторвать.

Разве имя напомнит мне

Горький запах больших свечей,

Отблеск пламени на луне

И янтарь на ее плече.

Тонких пальцев томящий хруст

И бессвязно-немую речь,

Детских губ ее сонный вкус

На обрывках коротких встреч…

А потом, как последний вор,

Красть мгновенья живой весны,

И разбитый клеить фарфор,

И отчаянно верить в сны.

Не хочу. Я устал от строк,

Но в ушах отдаленный звон…

На пожизненный этот срок

Знать бы, кем я приговорен?

Ничего, притворюсь глухим,

А когда засвербит в крови,

Буду гордо писать стихи

В одуванчиковой любви.

Нарисую большой пейзаж —

Чтобы небо и облака,

Чтобы, Господи светлый наш,

Пожалел меня… А пока…

Ничего мне уже не жаль.

И не надо меня жалеть.

Раскололась моя эмаль,

А была ведь

и жизнь,

и смерть…

* * *

Ты такая красивая и молодая…

Я бы мог не писать уже больше ни слова,

Ибо сказано все. Ибо в этом основа

Нашей жизни, как вечного бега по краю.

Как ни сложится путь через горы и мели,

От «мечты стихотворца», до «бабочки» в баре —

Первый шаг уже сделан.

Фанфары пропели.

Отгремели салюты, но запахи гари

Еще носятся в воздухе. Давят на вздохе,

Присыпая ресницы невидимой тенью…

И разбитой любви обреченные крохи

Отмечают границы, года, сновиденья.

Траектория взлета, удара и боли…

Неповинна ни в чем и за это в ответе?

Если ангел-хранитель вступиться не волен,

Кто тебя защитит от ошибок и сплетен?

Смерть не очень страшна — тишина и прохлада…

Как задует свечу — стихнет суетность сует,

Унижающей лжи, раздевающих взглядов…

Это в мире ином нас не слишком волнует.

Но сейчас, но пока, в настоящем и данном

В пику мненьям, судьбе и озоновым дырам,

Когда мнимый успех раскрывается раной…

Когда шаг с высоты лишь паренье над миром…

Ты такая красивая… Господи правый!

Есть ли смысл в хуле и огне предсказаний?

Преклоняю колено в принятии славы,

Той, что выше Суда и любых оправданий…

* * *

Мы знали, что расстанемся.

Что ангелы уходят,

Что свечи гаснут и луна меняет очертанья.

Рассеянный рисунок звезд в небесном хороводе

Читает козлоногий бог без всякого желанья.

Мы знали, что не сбудется, не сложится, не спишется.

Что две налаженных судьбы сплетать в одну… нелепо.

И вот — ресницы не дрожат.

И вот — ровнее дышится,

А на минувшую любовь наложен бантик крепа…

Мы знали, но упрямились.

Клялись, смеялись, каялись,

Считали дни страницами и доверяли снам.

Мы плот себе придумали и веслами не маялись

Вдоль по молочной реченьке к кисельным берегам.

Мы знали о пророчествах, но плыли по течению…

Даст бог — куда и вынесет, а вышло — не дай бог!

И, как смиренный странничек, молю о снисхождении,

И, словно гость полуночный, боюсь нажать звонок.

Все прошлые свидания впечатаны в сознание,

В пучину бед, в пучину вод, в пучину всех стихий…

Мы знали, что расстанемся, но что мне в этом знании

Пока еще могу дышать и пишутся стихи…

* * *

Казалось, меняю сам

Судьбу по своим часам.

На собственный цвет и вкус,

На собственный глаз и ус.

Казалось, размерен шаг,

И сердце пора беречь,

И больше не будет встреч.

Казалось, но не сбылось.

Без повода, вкривь и вкось

Всю жизнь мою повело —

Крестился, не помогло…

Казалось, могу уйти.

Свободно сойти с пути.

И вся эта жизнь — игра,

Закончится до утра.

Казалось, не нов сюжет,

И критиков в зале нет.

И если идет не то,

Никто не подскажет — что.

На сцене лишь ветра вой,