– Откажись от должности, – не вытерпев, ухмыльнулся Бруно; тот приподнял голову, окинув его исподлобья убивающим взглядом.

– Да? А стипендиум ты мне станешь выплачивать?

– Тогда не хнычь.

– Так, значит, – перебил подопечного Курт, – от твоих грядущих дел будет не только бессонница и головная боль, но и кой-какая выгода?

– Ну, выгодой это называть было бы слишком громко…

– Да неужто? Парень, то, что я задаю тебе вопросы, не означает, что сам я ничего не знаю; просто исправь меня, если я что-то запамятую. Ты составишь список вещей умершего, который будет прилагаться к извещению о его смерти, каковое (тоже ты) отошлешь его семье, и если никто не явится за ними в означенный тобою срок, вещи будут принадлежать университету. Поскольку же подштанники и две рваные книжки университету не нужны, они будут проданы (через тебя же), а доход будет привнесен в казну учебного заведения (тобою же, ибо на тебе также лежит забота о бухгалтерии). Разумеется, та часть, что связана с расходами ректората, не под твоим контролем, но все остальное – это в твоем ведении. Я пока все верно говорю?

– Даже слишком, – тихо буркнул Шепп, снова на миг отвлекшись от своей работы; Курт кивнул:

– Хорошо. Также ты будешь заниматься перепиской университета, блюсти архив, на тебе будет сношение университета с магистратом, ректората – со студенческим советом… Так? Если кто-либо из студентов провинится, за исполнением наказания тоже будешь надзирать ты от имени ректора; кстати, в особенности это любопытно в связи со штрафами, которые ведь можно и не уплачивать, если секретарь… так скажем – позабудет упомянуть о проступке. За умеренную мзду, само собою.

Шепп застыл, перестав улыбаться, и медленно поднял голову, глядя на Курта уже серьезно и с отчетливо видимой опаской.

– Вы это вот все к чему? – поинтересовался он настороженно. – Вы что же, майстер Гессе, намекаете на то, что я убил его ради места секретаря?

– Я так сказал? – удивленно переспросил Курт, и студент поморщился. – Всего лишь несколько возражений твоим словам; как мы только что вывели, служба секретаря не такой уж и неблагодарный труд.

– Ну, положим, так, – согласился Шепп сквозь зубы, вновь принявшись скрипеть пером с утроенной силой. – Однако я этой должности не выклянчивал, ясно вам, майстер инквизитор? В ядах не смыслю, а в значении ремесленническом руки у меня растут из задницы, посему мало-мальски пристойную восковую фигурку слепить таланту не хватит!

– Спокойно, Хельмут, что-то ты разволновался. Я просто задаю вопросы.

– И сами же на них отвечаете.

– Такова моя служба – делать предположения, – пожал плечами Курт, и секретарь сжал губы.

– Ваши предположения ошибочны, господин дознаватель, не там вознамерились копать; не надо на меня теперь всех собак вешать. Если что-то и было в его смерти подозрительное, то это не связано с его должностью, а если и связано – то не через меня; спросите кого угодно, я на такое не способен и вообще ни в чем крамольном ни разу не замечен.

– Я тебя не обвиняю, – возразил Курт. – Однако же спрошу обязательно. Полагаю, и в записях прежнего секретаря найдется упоминание о различных инцидентах; в том числе драках с участием студентов, и не всегда просто кулачных. Уверен, что твоего имени там нет?

Шепп резким движением поставил точку, выпрямившись, и одарил майстера инквизитора взглядом долгим и преисполненным неприятия.

– Euge![30]– подытожил он, бросив перо на стол, отчего по деревянной темной поверхности разбежалась россыпь мелких точек. – Nec plus ultra![31]Знаете-ка что, майстер инквизитор, меня начинают поражать все те похвалы вашей сообразительности, которых я наслушался от вашего помощника!

– А вот хамить не надо, – предупредил Курт, невольно кинув в сторону подопечного удивленный взгляд; оказывается, за его спиной Бруно распускает о нем благопристойные слухи… С чего бы? Нелицемерно полагает своего надзирателя неглупым и достойным одобрения? Или же попросту дело в том, что ему приходится перед придирчивым и предвзятым окружением изображать достойным то, чему судьба приневолила его служить… – И врать тоже. Я не собираюсь пока ни в чем никого обвинять. Однако на свои вопросы я требую честных ответов, иначе придется волей-неволей задуматься над тем, почему мне говорят неправду, а это вызовет неприятные мысли, ибо, как известно, mendax in uno, mendax in omnibus… et cetera[32]. Мне плевать, с кем кёльнские студиозусы устраивают поножовщины и каким образом воруют с кухни колбасу; это меня не касается до тех пор, пока ножи не заговоренные и пока колбасу не призывают сквозь окно по воздуху, посему и до конкретно твоих проступков мне дела нет. Я не уполномочен и не намереваюсь наблюдать за порядком в вашем муравейнике, однако информация мне может оказаться полезной для дела, и когда я спрошу, кого и когда бывший секретарь застигал за каким-либо занятием, воспрещенным университетом, кто и как увильнул от наказания или же таковое принял, – мне должны отвечать, причем быстро, четко и правдиво. Это – понятно?

– Ну, хорошо! Допустим, год назад с меня взыскали штраф за потасовку во дворе общежития, и что?! – с вызовом бросил Шепп. – Меня оскорбили, и я достойно ответил! Но это не значит, что я после этого целью своей жизни избрал отравление университетских секретарей!

– Разумеется, нет, – согласился Курт, забирая у него список и аккуратно сворачивая в трубку.

– Что я должен сделать, чтобы вы прекратили свои нападки? Сегодня же пойти к ректору и отказаться от места?

– Нет, к чему же так. Что мне от тебя надо, так это перечень всех, кто имел неприятности и был замечен Шлагом; негласные случаи я бы тоже просил упомянуть.

– Это вряд ли возможно, – нерешительно откликнулся секретарь, вдруг как-то разом утратив свой дерзкий тон. – И не поймите меня неверно, майстер Гессе, дело в том, что студенческий кодекс…

– Есть только один кодекс, который не подлежит нарушению, – оборвал Курт резко. – Это кодекс справедливости, и он требует не скрывать от следствия факты, могущие помочь выявлению истины. Поэтому повторяю: мне нужен перечень тех, кто был подвергнут взысканиям за все время пребывания Филиппа Шлага на посту секретаря. И отдельным списком – те, кому удалось уйти от наказания путем подкупа. Скажу сразу, что все останется в тайне, и я не буду ни ставить в известность ректорат, ни информировать городские власти о том, что узнаю; если у тебя есть в этом сомнения, готов заслушать список на исповеди.

– А вы в священническом звании? – с сомнением уточнил тот. – Имеете право исповедовать?

– Нет, – безмятежно отозвался Курт, и Шепп криво усмехнулся, убирая перья и бумагу: