Они так и сделали. Нашли дом, понравившийся им, на аукционе. В тот момент я был в Америке, поэтому послал одного парня делать ставки за дом. И кто торговался с ним? Моя тётя, тоже пытавшаяся заполучить этот дом. Я не мог поверить! Я понятия не имел, после выяснилось. Там только они делали ставки. Но в конце концом мы его получили, и предки были абсолютно счастливы поселиться там. Папа разводил там лошадей и кур, так что был в своей стихии. Для него это случилось уже поздновато, так как его начали слишком мучить болезни, чтобы он мог получать от всего этого наслаждение, но несколько хороших лет у него там все же было.

Я старался присматривать за ним, но это было нелегко. Раньше, ещё когда мы жили в Кингстэндинге, я увидел, как на улице отец пытался завести старой ручной крутилкой свою машину, и подумал, о, Боже, каждое утро он занимается этим во дворе, с сигаретой в зубах, ужас просто, это было невыносимо. Так что я ему купил Роллс-Ройс. Матушка сказала: “Не понравится он ему!”

“Ещё как понравится!”

Я отправился в авто-магазин и купил ему на день рожденья Роллс-Ройс. Его доставили к дому с ящиком шампанского позади. Отец начал: “Это что такое? Не надо мне этого! Можешь представить себе, чтоб я в этом на работу ездил? Что все скажут? И соседи, что они подумают? Я на Роллс-Ройсе!”

Чёрт побери. Пришлось позвонить людям из Роллс-Ройса и сообщить: “Ему он не нужен!”

“Как это он ему не нужен? Это же Роллс-Ройс!”

Так что они приехали и забрали его. Я спросил папашу: “А что ты тогда хочешь?”

“Ничего я не хочу.”

“Ну может ты бы смог выбираться в другой машине? Как насчёт Ягуара?”

“Ну, это лучше, чем эта штука.”

И я ему купил Ягуар 3.4 классической модели с красивой отделкой под дерево, переключателями и всякой всячиной. Он все ещё ничего не хотел, но я сказал: “Папа, тебе придётся её принять. Я уже не могу вернуть деньги. Я купил машину; они не хотят просто взять и плюнуть на это, я должен взять у них что-то другое.”

Он ею пользовался, но это было сплошь через не могу. Чёрт меня раздери, я пытаюсь ему помочь, а в ответ: “Не нужна мне эта хренова штука.”

Мой отец умер в 1982-м, ему было всего шестьдесят пять. Мать пережила его почти на пятнадцать лет. Он был упрямым человеком, очень гордым, никогда не жаловался. Просто тянул свою лямку. Он тяжело работал всю свою жизнь. Это всё, во что он верил, работа, и ничего, кроме работы. И он никогда не прекращал курить. Он закурил себя до смерти. Он умер из-за отказа лёгкого и эмфиземы.

Однажды я заметил, что он выглядит очень больным. Так как Sabbath принимали участие в благотворительных акциях для бирмингемского госпиталя, я встретился с тамошними специалистами, поговорил с ними об отце, и они сказали: “Ну, пусть он к нам приедет.”

Отец ненавидел докторов, так что я сказал: “Он ни за что не придёт в госпиталь. Можете навестить его и осмотреть?”

Они навестили, и он пришел в бешенство. Он ударил по крыше (машины?) и заявил: “Никогда больше не привози их сюда.”

Они его всё-таки осмотрели и сказали: “Он в плохом состоянии.”

Но не было ничего такого, что вы бы для него сделали, и он на это согласился.

Нельзя было купить ему дом, нельзя было купить ему автомобиль … нельзя было купить ему здоровье.

В Англии было полно гашиша, дури и колёс, но, когда мы были хедлайнерами в лос-анджелесском “Forum’е” осенью 1971-го года, я познакомился с кокаином. Я сказал одному из роуди: “Как-то я себя очень устало чувствую.”

Он ответил: “Отчего бы тебе не занюхать дорожку кокса?”

“Не, не хочу я ничего такого делать.”

Он был американцем, так что был в курсе всего этого. И сказал: “Ты будешь в порядке. Просто сделай понюшку перед выходом.”

Я нюхнул, и подумал, как здорово! А теперь пройдем на сцену и сыграем! Так оно и было. Адский ад! На сцене я ощущал себя офигительно, и, конечно, в следующий раз у меня уже было немного порошка перед выходом на сцену. А потом я делал это всё чаще и чаще. Как это обычно получается.

Чтобы предпринять нечто особенное во время выступления в “Whisky a Go Go” на бульваре Сансет Стрип (Sunset Strip), Патрик Михан предложил: “Почему бы не надеть что-то другое? Белые костюмы, цилиндры и трости!”

Мы арендовали белые костюмы, и буквально мгновения спустя они были покрыты грязью. Большинство людей возвращают такие вещи полностью чистыми, на вешалках, так что народ в прокате, верно, подумал о нас, а эти кто такие?

В тот вечер на нас взглянуть приходили Beach Boys, но я даже не знал, как они выглядят. Я вышел из гримёрки, кто-то подошёл ко мне и спросил: “Можно мне зайти, увидеть остальных ребят?”

“Нет, посторонним в гримёрку нельзя.”

Потом я был слегка сконфужен, когда выяснил, что он был из Beach Boys.

Эл.Эй., кинозвёзды, солнечная погода - всё это произвело на нас впечатление. Закончилось всё презентабельными вечеринками, где мы нагляделись на кучу звёзд кино, вроде Тони Кёртиса (Tony Curtis) и Оливии Ньютон-Джон (Olivia Newton-John). Мы в любом случае под коксом были, впрочем, как и многие из них. Проплывавших мимо...

Думаю, это был самый конец третьего американского турне, когда мы впервые выступали в “Hollywood Bowl”. У меня не осталось кристально чистых воспоминаний по поводу этого шоу, так как в его завершении я свалился в изнеможении. Я упал в обморок из-за упадка сил. Помню только последнюю песню, и ууух, трах-бабах, всё. Доктор, осмотревший меня, сказал: “Садись на первый же самолёт до Англии, и прямиком домой, просто отдохни.”

Я был на грани нервного срыва, поэтому мне прописали валиум в больших дозах. Я целыми днями был словно грёбанный зомби. Мне действительно было необходимо просто отдохнуть. Всё это из-за нашего образа жизни, постоянно в турах, без сна. И из-за наркотиков, я так полагаю. Биллу диагностировали гепатит, и его положили в больницу. Он все время таскал с собой ржавый нож, и, когда как-то вскрывал им моллюсков, то порезал руку. Он говорит, что порезался или ножом, или о раковину. Будучи вегетарианцем, Гизер не мог достать и половины еды, которая ему была нужна, а комбинация этого обстоятельства с наркотой сделала его ужасно тощим. У него образовались камни в почках, и он тоже оказался в больнице. Мы все разваливались на части. Оззи, наверное, вёл самый нездоровый образ жизни из нас, но он единственный оставался на ногах.

Все мы очутились в нокдауне, а Оззи? Он был здоров, как бык.

1972 год мы начали с 19-дневного британского турне с командой Гленна Корника (Glenn Cornick) Wild Turkey. Они были у нас на разогреве, так как Патрик Михан объединился с Брайаном Лейном (Brian Lane), и они вместе управляли делами группы. Лейн был менеджером Yes, вот почему в следующем туре они оказались с нами в одной обойме; тридцать два шоу по Штатам и Канаде, начиная с марта, тур под названием “Iron Man”. Мы и Yes: это была очень странная комбинация. Они нас ненавидели, потому что, я уверен, по их мнению они были искусными музыкантами, а мы рабочим классом. Иногда они с нами разговаривали, а в другой раз могли пройти мимо, не замечая. Очень странные. Годы спустя мы наладили отношения, но лишь по прошествии долгого времени. А на сцене они были забавными. Если кто-то ошибался, то в ход шли шашки наголо. Мы думали, что это с ними? Музыка, кто-то слажал, и что? Хорошо, что они были не в нашей группе. Мы ошибались каждые две минуты. Но ситуация была такова, что это они были у нас в поддержке, выходили со всем своим виртуозным материалом, а потом мы начинали свои “буууу”, “кланк”, “ззззз”. Они небось задавались вопросом: “Блядь, и что мы тут забыли?”