— Месье доктор, вы меня помните? — Сразу же за дверью кабинета к Тристану взволнованно подскочил невысокий, одышливо отдувающийся мужчина, слишком упитанный и полнокровный для своих сорока лет. — Мы уже имели честь встречаться ранее!

Тристан дружелюбно кивнул, старательно изображая на лице некоторое замешательство, обычно присущее захваченным врасплох людям, хотя с первой же секунды безошибочно опознал в этом навязчивом просителе краковского мэра пана Мечислава Ольбрыхского.

— Помогите, — пан мэр умоляюще вцепился в рукав высокорослого Тристана, жалобно, снизу вверх заглядывая в его красивые зеленые глаза, — мой отец умирает!

— Успокойтесь и изложите все подробности вашей проблемы! — ровно произнес стригой, искусно скрывая овладевшее им презрение. «Если бы у пана Ольбрыхского имелся хвост, как у ждущей подачки собаки, то он бы точно им завилял!» — насмешливо подумал Тристан, внешне сохраняя все тот же искренний вид сердечной участливости. — Уверяю вас, за пару секунд никто не умрет, а вот неверно изложенные факты способны изрядно повлиять на точность моего диагноза.

Следуя мудрому совету врача, мэр глубоко вздохнул и заговорил уже куда более ровным голосом:

— Извините меня, шевалье, я перенервничал! Сами понимаете — семейные узы, они крепче всего… — Тут он беспомощно развел пухлыми руками, словно призывая врача в свидетели неоспоримой актуальности своего утверждения.

Тристан кивнул снова, сам безмерно удивляясь как своему воистину ангельскому терпению (что в устах стригоя звучало почище самой скабрезной ругани), так и абсолютно беспрецедентному идиотизму мэра. О нет, злейшими врагами человеческой расы являются отнюдь не стригои, а их собственная предрасположенность к глупой панике и излишняя эмоциональность.

— В общем, он шел со службы и на него наехал какой-то юнец на мотоцикле! — возбужденно закончил пан Мечислав. — Поговаривают даже, будто это был вампир, один из тех отмороженных кровососов, недавно якобы появившихся в городе, хотя толком о них пока еще ничего не известно.

«Ну да, — мысленно хмыкнул Тристан, — конечно, неизвестно! А вот когда станет достоверно известно, то вы уже ничего не сможете с нами сделать…»

— Его сбили, — плачущим голосом закончил мэр, — и освященный крест не помог, и сутана не охранила…

— Как, ваш батюшка — священник? — с опозданием дошло до стригоя. — Я не ошибаюсь? — Он сверлил человека испытующим взглядом, снова вспомнив странный звонок Элоизы.

— Каноник! — с гордостью признался мэр. — Наипреданнейший слуга Господа нашего Иисуса Христа. Служит в крупнейшем краковском аббатстве…

«Интересно, — подметил Тристан, стараясь не морщиться при имени Бога. — Возможно, это судьба привела ко мне достопочтенного пана мэра, или, — он благоговейно вздохнул, — воля Темного Отца, с детства уготовившего мне совершенно особую долю».

Уловив глубокий вздох доктора, мэр принял его за знак сочувствия и затормошил де Вильфора еще усерднее.

— Он находится в приемной. Заклинаю вас Господом — (на этих словах Тристан едва удержался от глумливого смеха), — осмотрите его как можно скорее!

— Хорошо, — согласился врач, стремительно шагая по коридору и увлекая за собой неповоротливого мэра. — Пусть пациента доставят в третью операционную. Пригласите ко мне анестезиолога и ассистентов, — он раздавал команды настолько уверенно и четко, что мэр, всецело осознавший профессионализм этого иностранного хирурга, отступил и почти упал на поставленный у стены диванчик, безмолвно возблагодарив Иисуса, приведшего его отца в столь надежные руки.

Возможно, этот французский красавчик-доктор и вправду способен творить те чудеса, которые ему приписывают…

А Тристан взволнованно вошел в операционную и, обрабатывая свои руки раствором отличного антисептика, в который раз изумился превратностям судьбы, умело подталкивающим нас как к вратам рая, так и в наполненные смрадным жупелом[15]котлы ада. Впрочем, к последнему из перечисленных испытаний Тристану было уже не привыкать. Да и кто, кстати, сказал, будто ад — это плохо?

Матушка Тристана, ныне покойная госпожа Онорина де Вильфор, в девичестве мадмуазель Баншан, происходила из скромной семьи бедного стряпчего,[16]проживающего в предместье Блуа. Умудрившись кое-как наскрести нужную сумму денег, ее родители сумели пристроить дочь в столичный монастырь святой Клементины, где бесприданница получила неплохое образование, ставшее с той поры, вкупе с изящными манерами и очаровательной внешностью, ее единственным капиталом и надеждой на успешное будущее. Пребывая в монастыре, юная Онорина познакомилась с благородной Франсуазой де Ранкур, племянницей блистающего при королевском дворе маркиза де Рамбуйе, девицей, превосходящей всех прочих монастырских воспитанниц как по части богатства, так и по части родовитости. Одна беда — несчастная Франсуаза не могла похвастаться внешней красотой, получив от природы сутулую спину, непомерно длинный нос, нечистую кожу и жидкие волосы.

Некрасивая богачка и премиленькая, но неимущая мадмуазель Баншан вскоре сделались самыми что ни на есть закадычными подругами, связав себя страшной клятвой в дружбе до гробовой доски. Забегая вперед, можно констатировать, что сия неосторожная клятва не принесла обеим девицам ничего хорошего! О, если бы только наивные девушки знали, насколько ревниво относится госпожа судьба к подобным неосмотрительным обещаниям, зачастую идущим вразрез с ее коварными кознями и замыслами. Увы, так произошло и на сей раз.

Образцово завершив курс монастырского обучения, Онорина Баншан воспользовалась любезным приглашением подруги и приехала погостить в ее родовое поместье, расположенное на берегу певучей Луары. Как известно, летний сельский отдых способен стать непреодолимым испытанием для таких вот неискушенных сердец, как нельзя лучше располагая их к сантиментам, романтике и скоропалительно протекающей влюбленности. Не миновала чаша сия и двух молодых подруг, мгновенно перечеркнув существующую между ними привязанность и превратив ее в самую жгучую ненависть, по насмешке злого рока продлившуюся как раз до обещанного срока, а точнее до смерти. И, пожалуй, в мире найдется всего лишь одна весомая причина, способная разрушить бескорыстную дружбу двух молоденьких девиц, — красавец юноша, одновременно приглянувшийся им обеим.

Ему не было еще и двух полных лет, а ей не исполнилось и пяти дней от роду, когда их родители заключили взаимовыгодное соглашение, гласившее: по достижении восемнадцати лет виконт Ральф де Вильфор, младший сын графа де Шуазель, должен жениться на мадмуазель Франсуазе де Ранкур. Тем самым предполагалось еще более упрочить состояние и общественное положение обоих достославных семейств. И именно летом 1762 года виконт Ральф достиг совершеннолетия, а Франсуазе и Онорине исполнилось по шестнадцати лет, а значит, подруги вошли в возраст как нельзя лучше подходящий для замужества. И надо же было такому случиться, чтобы как раз в оное лето все они и встретились в поместье маркиза де Рамбуйе, попав под пьянящее очарование жаркого июля, медвяно благоухающих луговых трав, серебристых вод Луары и роковой несчастной любви. Но ведь от судьбы не уйдешь, не так ли?