мире людей культуры и искусства, особенно в Стокгольме, Академия – что-то вроде королевского двора, где Сюзанна Ховланд – некоронованная королева. Неудивительно, что «Бланш» – что-то вроде портала в мир вожделенной славы.

Эрика глотнула кофе, подняла глаза на мужа и почувствовала легкое покалывание на коже, как и всегда, когда Патрик так пристально на нее смотрел.

– А Уле? Как он вписывается в эту картину? Хеннинг, кажется, что-то говорил о том, что Уле теперь держит «Бланш».

– Уле получил доступ в этот мир благодаря Сюзанне. Второсортный кинорежиссер, который, по слухам, бо́льшую часть рабочего времени занимается тем, что преследует молодых девушек. Против женщин в возрасте, как я слышала, он тоже ничего не имеет.

– А жена? Как она это терпит?

– Этот вопрос волнует многих. Но Ховланды вместе уже много лет, и у них нет детей. Кто знает, какие договоренности между ними действуют… Нужно быть слепой и глухой, чтобы не знать, что Уле спит со всеми, у кого есть влагалище.

Патрик фыркнул. Эрика остановила на нем взгляд. Рассказать или нет? Нужно ли мужу это знать?

– Вчера Уле по пьяни выболтал еще кое-что. Даже не знаю, как к этому относиться.

– Что такое? – Патрик перегнулся через стол.

Ветер за окнами усилился. Дождь хлестал в стекла. Эрика поежилась и поплотней закуталась в кардиган.

– Он сказал, будто Хеннингу присудили Нобелевскую премию по литературе в этом году.

Патрик расхохотался.

– Я-то думал, что-то связанное с убийством Рольфа… Ну да, тогда понимаю, с чего он такой радостный.

– Но эта не та информация, которую так запросто можно разузнать заранее. В Швеции это одна из самых охраняемых тайн. Да и во всем мире тоже.

– Хорошо. В ваших кругах, наверное, это действительно многое значит. Но в моем маленьком мире, где нужно расследовать убийство, имя очередного лауреата Нобелевской премии не вызывает никакого интереса.

– Ты прав, но больше всего меня удивило, что Уле вообще об этом знает. Это государственная тайна, пойми. За которой стоят большие деньги и власть.

Патрик покачал головой и, встав, обошел стол и поцеловал жену в щеку.

– Как я уже сказал, в моем мире это совершенно бесполезная информация. Пока, дорогая! Я вернусь, когда вернусь.

– Это понятно. Я заберу детей.

Эрика помахала Патрику на прощание и вернулась к себе в кабинет. Она не теряла надежды узнать больше о Лоле.

* * *

– С какой стати мы должны переезжать? – Тильда закидывала вещи в дорожную сумку «Луи Виттон».

Рикард покачал головой.

– Боже мой, даже если они займут наш гостевой дом на ночь или две, неужели это так страшно? И не нужно все упаковывать. Выбери, без чего не сможешь обойтись.

– Терпеть не могу, когда кто-то роется в моих вещах.

– Думаю, у Вивиан есть другие заботы, помимо твоих тряпок.

– Она не выглядит особенно опечаленной. – Тильда достала мини-платье от «Валентино» и положила в сумку.

– Люди по-разному ведут себя в таких случаях. Вивиан жесткая, хотя и немного себе на уме. Не думаю, что очень уж религиозная, но какой-нибудь духовный гуру…

Рикард усмехнулся при слове «гуру». Его всегда забавляли эти «не от мира сего». Те, кто ставят себя превыше материальных благ, денег. Они не понимают, что деньги определяют место человека в этом мире. Даже его родители считают, что это интеллектуальный капитал обеспечил им положение в обществе. Но он-то здесь как раз ни при чем. Без имени и денег Хеннинг – никто. Голодный художник слова, каких презирают облеченные властью.

Сам Рикард рано это понял. Если есть деньги, не нужно напрягаться, работать, быть талантливым… порядочным, любезным, наконец. Деньги открывают все двери. Те, кто обращается за советом к хрустальному шару, никогда этого не поймут.

– Тебе нравился Рольф?

Рикард удивленно посмотрел на Тильду. Иногда она задает на удивление неоднозначные вопросы.

– Нравился… Не знаю. Тебе нравятся друзья твоих родителей? Рольф всегда был рядом. Мой крестный… пока я не узнал о нем больше. И это означало, что от него я получал более дорогие и интересные подарки на Рождество, чем Петер. Что я, конечно, ценил.

Тильда вздохнула, хотя как будто осталась довольна ответом.

– Нам будет тесно с семьей Петера. И эти ужасные дети…

– Нет, Макс и Вильям очень симпатичные мальчики. Ну же, Тильда, прекрати ныть. Все складывается так, как складывается. И с учетом того, что скоро мне понадобится помощь мамы, неплохо иметь возможность продемонстрировать послушание.

Тильда застегнула «молнию» на сумке и надула губы.

– Может, ты и прав, но тебе нужно срочно поговорить с мамой. Тем более теперь, когда все планы летят в тартарары. Я не хочу отменять Ниццу. Все туда едут.

– Никто и не собирается отменять Ниццу. Как бы там ни было, в конце концов мама всегда протягивала мне руку помощи. Ей просто нужно… немного отвести душу. Поставь себя на ее место. А я сделаю вид, что раскаиваюсь и пообещаю впредь никогда больше не просить денег. Это у нас игра такая, понимаешь? Через две недели мы с тобой будем в Ницце.

Рикард взял сумку и вышел из спальни. Все рано или поздно образуется, иначе просто и быть не может.

* * *

– И все-таки мне совсем не нравится эта идея.

Элизабет помешивала кочергой в камине. Нэнси затопила, как только увидела, что они легли, и теперь огонь разгорался.

– Идея просто блестящая!

Хеннинг налил два бокала вина. Он не понимал, что так смущает его жену.

– Я объявил ужин через час, – продолжал он. – Нэнси в курсе, Луиза все организует.

Элизабет села на диван и покрутила в руке бокал с красным вином.

– Не могу поверить, что его больше нет, – сказала она.

– Это трудно принять, – согласился Хеннинг. – Мне не терпелось рассказать ему о премии. Он бы порадовался за меня.

– Конечно.

Они замолчали. Как только речь заходила о премии, Хеннинг чувствовал тепло в груди. Подумать только, он – нобелевский лауреат… Высшее признание, на какое только может рассчитывать писатель.

– Ты думаешь… – Элизабет замялась, прежде чем продолжить: – Думаешь, они доберутся до этого…

– Доберутся до чего? Ты имеешь в виду прессу? Нет ничего, до чего они могут добраться. Клевета и сплетни – другое дело. Мы выше этого.

– Не знаю…

Элизабет сделала глоток вина. «Шаирнёф-дю-пап», 2009 года, любимая марка Рольфа. «У него хороший костяк», – говорил он, когда его пил.

– Ну, теперь все разместились.

Хеннинг вздрогнул от голоса Луизы, когда та вошла в комнату, и обернулся:

– То есть у всех есть спальные места?

– Да. Мы положили Рикарда и Тильду в комнате мальчиков в нашем