– О самих аборигенах ничего не расскажете?

– Они не аборигены. Потомки ссыльных с какой-то богом забытой планеты. У них почти не осталось памяти о прародине, а то, что осталось, давно превратилось в миф о творении мира. Но вот этот вот спутник, который вы видите, появился у планеты относительно недавно, уже на их памяти.

– Простите, уважаемый, нельзя ли поподробнее? – у Щербакова моментально разгорелись глаза: учёный почуял свежую информацию об интересующем его объекте.

– Поподробнее – можно.

В общем-то, его рассказ сходился с данными, которые мы получили за время облёта негостеприимной планеты. Слишком малое видовое разнообразие на суше, слишком активная вулканическая деятельность в местах, которые до того были миллионы и миллиарды лет спокойными. Мифы местных жителей повествовали о битве двух злых богов. Первый вышвырнул их предков из рая небесного на грешную твердь, отняв крылья и запретив помышлять о полётах, а второй покарал первого, но и мир начал разрушать, невзирая ни на мольбы, ни на обильные жертвы. А взгляд учёного видел на поверхности спутника следы гигантского столкновения. Видимо, планетоид что-то выбило из точки Лагранжа, и он принялся по спирали приближаться к планете. Но напоролся на уже существовавший спутник. Только благодаря этому не произошло столкновения с планетой вроде того, что мы недавно наблюдали. Но этому мирку досталось лиха полной ложкой. Сперва – метеоритная бомбардировка, уничтожившая последние следы былой цивилизованности обитателей, пусть они были хоть трижды ссыльными преступниками. Потом – катастрофические приливы, взбесившийся климат и лопающаяся в самых неожиданных местах планетная кора. Как следствие – вымирающая биосфера, одичание и деградация.

– У них вся племенная система построена на страхе, – проговорил под конец Маттео. – Они боятся и ненавидят всех – свою семью, соседей, вождей и жрецов. Но подчиняются тому, кого больше всех боятся и ненавидят, потому что иначе их сожрут в прямом смысле слова – те, кто одичал раньше них… Поверьте, я уважаю законы Содружества, и не нарушил бы закона о культурном эмбарго, но такое общество не имеет права жить. Это не разумные существа, это паразиты. Причём безнадёжные.

– Давно ли сами такими были? – криво усмехнулся Том.

– Слава богу, пилот, что мы больше не… паразиты, – хмуро сказал голографический Фальконе. – Что у нас хватило ума и совести остаться людьми в хорошем смысле. Иначе были бы, как эти… которые всех боятся и всех ненавидят. Я не слишком религиозен, но считаю, что ад не должен вырываться на поверхность. Даже в таком виде. Потому пусть возятся с захваченным оружием. Чем скорее они друга изведут, тем чище будет пространственно-временной континуум, – добавил он с невесёлым смешком.

– Разве нельзя хотя бы попытаться их спасти? – поинтересовался Щербаков. – Если они ещё разумны, значит, им давался шанс.

– Содружеству ничего не известно о расе, что населяет эту планету, – впервые с начала совещания заговорил Вуур. – Но это не означает, что ранее контактов не было. Следовательно, их сочли недостойными вступления. Мне неприятно это говорить, но в Содружество принимают лишь тех, кто либо давно идёт по пути самосовершенствования, либо делает первые шаги. Тех, кто даже этого сделать не способен, мы не принимаем… Будь там, внизу, люди, чуланцы или другие представители рас Содружества, пусть даже одичавшие, мы бы попытались их спасти. Но как спасти тех, кто сам себе худший враг?

– Короче, – я решил не затягивать. – Спасательная операция отменяется. Возвращаемся на станцию, сдаём коллегу начальству и докторам, пишем отчёт. А потом – в новый полёт. Нашу миссию никто не отменял… А по вашему делу, уважаемый Маттео, боюсь, будет долгое и нудное разбирательство. Приготовьте пару километров запасных нервов.

Если в гибели «Ариадны» замешано военное начальство, будет… крайне весело. Как бы наш спасённый не вспомнил пять лет на этой планете как курорт. Но это же… это же значит, что и нас могут так же подставить. Прошлый полёт не закончился катастрофой только благодаря моей приобретённой паранойе.

Домой. На базу. Пускай коллеги Эрнеста трясут военное ведомство как грушу, а мы в это время будем бороздить просторы вселенной вдали от этой подковёрной грызни.

Ну, надо же – даже в обществе, где победил здравый смысл, ещё находятся эдакие осколки прошлого, желающие вернуть «старые добрые времена». Когда девяносто девять процентов населения Земли жили в рукотворном аду, чтобы один процент смог создать себе компактный рай за прочным бетонным забором. Не иначе хотят быть новым «золотым процентом», паразитом на горбу человечества.

Не допущу. Не позволю. Ещё не знаю, как. Но пока я жив, этому не бывать.

Будь я человеком, поделился бы своим беспокойством с отцом, он бы плохого не присоветовал. Но сейчас я – космический корабль с весьма обширными возможностями. Буду я не я, если не закидаю начальство рапортами о необходимости навесить на меня вооружение. Типа, мало ли кого встретим, хоть бы тех же хебеаров недобитых.

Терпеть не могу чувствовать себя беззащитным. Но раньше меня защищал статус пилота и безопасность транспортных линий. Сейчас мы – вольные охотники, первооткрыватели, хреновы магелланы космоса. Значит, мы первыми встретим неизвестную опасность, буде таковая отыщется в глубинах изучаемых секторов. Тут без оружия никак, согласитесь.

Они согласятся. А я… Я всё-таки поговорю с отцом.

Маленькое кафе, уютно расположившееся почти на самом берегу, почему-то пользовалось популярностью исключительно у студентов. Хотя Манхэттэнский парк посещают как жители окрестных кварталов, не только «островитяне», так и туристы. На острове почти не осталось следов событий двухвековой давности. На месте разрушенного давно построили новое, выросли поколения людей, для которых то время было такой же легендой, как война между Севером и Югом. Оно воскресало лишь в дискуссиях студентов-историков или писателей, старавшихся оживить прошлое на страницах своих книг.

Двое, негромко «обмывавшие» свои дипломы, историками не были. Но разностороннее образование сейчас являлось приоритетным, и невозможно было представить, скажем, физика или астронома, которые не смогли бы поддержать беседу о той же истории или о живописи, или были бы не в состоянии с ходу вспомнить столицы других стран, какую ни назови. Потому-то тема дружеской дискуссии этих двоих вполне могла и не отражать сути их будущей профессии.

– Во-он там они стояли, – один из новоиспеченных специалистов, аккуратно подстриженный и неброско одетый брюнет «среднего» европейского типа, махнул рукой куда-то в сторону. – Там и мемориал есть, я бывал.

– Ну, о «башнях-близнецах» все знают. Спорят лишь о том, что там произошло на самом деле, – второй, высокий «скандинавистый» блондин, откинулся на спинку стула с полупустым коньячным бокалом в руке. – Архив АНБ пропал – то ли уничтожили в той заварухе, то ли спрятали. Мы можем только предполагать.

– Да, но даже известные факты позволяют предполагать, что ЦРУ и АНБ разыграли арабов втёмную и провели классический фальшфлаг. Мне и дед говорил…