— Сейчас?

— Или мы можем к вам зайти. Как вам будет удобнее. Мы уже были у вас дома и звонили, но не застали.

— Я… — Она посмотрела на автоответчик. Лампочки не горели, это значило, что он отключен.

— Я знаю, что сейчас уже поздно. Дело может подождать до завтра. Правда. Ничего страшного. Просто позвоните мне завтра — детективу Дональду Помрою, запомните?

— Конечно.

— Спасибо за помощь.

Он повесил трубку.

Алексис нажала на рычаг и прислушалась к другой линии.

— Алло? — Молчание.

Слава богу. О чем только она думала?

Она позвонила матери.

— Мама?

Мать сразу же почувствовала, что она волнуется.

— Что случилось, Алекс?

— Дэрри умер. — И она разрыдалась, не в силах сдержать слез. Пусть она тысячу раз говорила себе, что ненавидит его и рада тому, что он умер, все же она остро чувствовала горе.

— Ой, милая моя…

— Мама, — плакала она, слабея с каждым мигом, уже рыдая во весь голос. — Мама…

— Ничего, детка, ничего, милая, как жаль, что я не могу сейчас быть рядом с тобой.

Повесив трубку, детектив Помрой поднял глаза от стола и увидел, что на него устремлен решительный взгляд детектива Митча О'Лири.

— Что думаешь? — спросил О'Лири.

Помрой достал из стола пластинку жевательной резинки, развернул и сунул в рот.

— Не знаю.

— Она ничего не знала?

Помрой медленно покачал головой.

— При Кэмбелле были ее кредитные карты.

— Она сообщила об их пропаже.

— Значит, он вломился к ней второй раз, она застала его и выбросила из окна.

Помрой засмеялся и встал из-за стола.

— Выбросила из окна. Занятно.

— Очень.

— Брось.

— А что? Он небольшого роста.

— И не выдумывай. К тому же нам уже известно, что они были знакомы. Это не было ограбление.

— Если они знали друг друга, это еще не значит, что он не мог ее ограбить. Именно такие типы и есть настоящие грабители. Донжуаны недобитые.

— Не так все просто. — Помрой серьезно посмотрел на О'Лири. — Ты и сам понимаешь. Дело в другом. Не в краже и не в ограблении.

— А в чем же?

— В соседней квартире, с владельцем которой был связан этот Кэмбелл. Имей это в виду. Вот что нам надо выяснить. И еще, замешана ли в этом она.

— Может, она все узнала и дала ему отставку.

— Это он бы дал ей отставку, а не она ему, умник. — Помрой скатал фольгу от жвачки в шарик и бросил в корзину для бумаги на соседнем столе. — На самом деле вопрос в том, знала ли она, что там происходит. Участвовала ли она в этом вместе с Кэмбеллом?

О'Лири наклонился к Помрою:

— Уж будь уверен.

— Полегче, юноша. Мы этого еще не знаем.

— Женщина не может иметь таких близких отношений с мужчиной и ничего не знать о том, во что он замешан.

— Не будь таким наивным, ты уже взрослый.

— Я знаю, в чем тут дело.

— Рад за тебя, — сказал Помрой, хлопая О'Лири по плечу, и направляясь к двери. — Ты у нас герой.

— На мне лежит обязанность спасать твою жалкую шкуру.

— Занятно, — сказал Помрой, с улыбкой глядя на серьезное лицо О'Лири. — Успокойся, пожалуйста. Можно подумать, ты главный полицейский в Нью-Йорке или что-то в этом роде.

— Смешно до ужаса, — сказал О'Лири и наставил палец на Помроя. — Бах, бах! — Он было ухмыльнулся, но потом нахмурился. — Тебе бы надо быть комиком. Ты бы тогда одними шутками расправлялся с преступностью.

Зазвонил телефон. Алексис не спала, но она все равно не снимала трубки у кровати, пока он не прозвонил пять раз. Потом, подумав, вдруг что-нибудь случилось с мамой, она дотянулась до телефона.

— Алекс?

— Да?

— Я люблю тебя, детка.

Голос был так похож на Дэрри. Может, она на самом деле спит? И ей снится сон? Она чуть было не оживилась, услышав голос, и протерла глаза.

— Кто это? — сказала она лениво, отстранение.

— Я хочу засунуть тебе пальцы в задницу, растянуть ее для моего…

Алексис бросила трубку, потом опять сняла ее. Она поежилась, в груди колотилось сердце. Ее нервы были на пределе, ей показалось, что она сейчас закричит. Если б только она пережила эту ночь. Утром будет лучше. Это точно. Надо только пережить ночь. Заснуть. Она закрыла глаза, но видела только Дэрри. Все было бесполезно. Со вздохом сбросив одеяло, она встала с постели и включила свет во всей квартире.

«Скоро я отсюда уеду», — сказала она про себя, услышав, как в соседней квартире опять начинается шум. Глухой стук в стены, странная музыка, похожая на песнопения, она становилась все громче, потом раздался приглушенный шум явно сексуального характера, дразнящий, возбуждающий, поэтому она потихоньку вернулась в спальню и уставилась в стену, а потом подошла и прижалась к ней ухом.

Она еще дрожала, как бы теряя выдержку, и посмотрела на телефон, надеясь, что он зазвонит, чтобы она могла накричать на того, кто позвонит, кто бы это ни был.

— Нет! — крикнула она, сбрасывая трубку с рычага, чувствуя, как гудок ввинчивается в ее голову.

Ее охватил ужас, стряхнув последние остатки сна, в глубине души она знала, что есть только один способ снять с себя это бремя, освободиться, сбросить напряжение — мастурбация. Боязливо прислушиваясь, она отошла от стены, но звуки все равно доносились до нее словно бы издалека.

Проглотив слюну сухим горлом, она посмотрела на свои босые ноги, потом подошла ближе к звукам, чтобы их громкость сравнялась с ужасом, который она чувствовала внутри, и плотно прижала ухо к стене. Несмотря на хорошую звукоизоляцию, она ясно слышала монотонные песнопения. Она сунула руку вниз и закрыла глаза, представляя себе крупного мужчину, человека, который звонил по телефону. Нет, не этого. Дэрри. Нет, и не Дэрри. Он умер. Кровь бросилась ей в голову. Слышалось только ее дыхание и яростное сердцебиение. Незнакомец, может быть, человек из телефона. Мужчина, которого она накажет за все это, обвинит его, набросится на его связанное, обнаженное тело, да. И это еще больше ее возбудило. Она представляла человека из телефона, то, что он говорил и что он держал в руке и гладил, в то время как его нежные губы говорили с ней, делали непристойные предложения. Она зубами сорвет слова с его губ.

Алекс было стыдно за эти мысли, но стыд еще больше возбудил ее. Это всего лишь фантазия, говорила она себе. В такой фантазии нет ничего страшного. Она стала двигаться быстрее, прижимая ухо и вслушиваясь, прижимая его плотнее, слыша только долю из того, что она хотела слышать, и представляя себе мужчину. Мужчину без лица, один только темный силуэт, которому приказано доставить ее телу удовольствие.