Люций подошел к стальному столу и посмотрел на примарха, чувствуя, что его слова имеют смысл на уровне, еще недоступном его пониманию, но от которого может зависеть его будущее. Подняв шило с длинным загнутым концом, он погрузил его в грудь примарха сквозь не до конца заживший шрам. Фулгрим поморщился, когда металл проник в его плоть, но Люций снова не мог определить, каким ощущением вызвана гримаса примарха.

— Во что же ты превращаешься? — спросил он.

— Вопрос задан неверно, — ответил Фулгрим, и Люций стал дюйм за дюймом проталкивать шило глубже.

— А как будет правильно?

Марий и Юлий подошли ближе, а Фабий продолжал сыпать проклятиями по поводу растраченных усилий, разглядывая растекающиеся лужицы и дымящиеся осколки под ногами.

— Правильнее будет спросить, к чему стремится наша Вселенная. А на это можно ответить только после того, как вы поймете, откуда мы произошли.

Марий, следуя примеру Люция, выбрал себе инструмент из коллекции Фабия. Он повертел в руке устройство, формой напоминающее бутон, потом покрутил винтовую рукоятку и увидел, что металлические лепестки стали постепенно расходиться в стороны. Удовлетворенно кивнув, он вернул инструменту первоначальную форму, подошел к столу и сунул инструмент в промежность примарха.

— Мы произошли с Терры, — сказал Марий. — Ты это имел в виду?

Фулгрим снисходительно улыбнулся.

— Нет, Марий. Я хотел услышать, что было раньше. Настолько раньше, насколько это возможно.

Марий пожал плечами и несколькими толчками ввел устройство глубже в тело Фулгрима, а Юлий взял из набора несколько серебряных штырей, коротких и длинных, но одинаково заостренных с одного конца. Один за другим он проткнул тело Фулгрима семью штырями, выстроив их в линию от макушки до паха. По его уверенным движениям стало понятно, что Каэсорон не новичок в работе с этими иглами. Люцию показалось, что его выбор слишком безыскусен по сравнению с инструментами его товарищей, но ведь и сам он решил предпочесть простое шило, и очередным ударом загнал его еще глубже в неизвестные внутренние органы нечеловеческого тела Фулгрима.

За действиями Каэсорона Фулгрим наблюдал с гордостью наставника, следящего, как его ученик без подсказок ведет бой. Как только Каэсорон выпрямился, примарх покачал головой.

— Положение иглы в чакре свадхистана не совсем верное, Юлий. Возможно, это из-за внедрения инструмента Мария. Немного выше было бы правильнее.

Каэсорон снова нагнулся, убедился в правоте замечания Фулгрима и переставил иглу. Не считая нужным благодарить за подсказку, он собрал медные провода, тянувшиеся от штырей, и подсоединил их к разъемам генератора. После щелчка выключателя зал наполнился низким гулом, а от проводов посыпались искры высокого напряжения.

У Фулгрима щелкнули сжатые челюсти, и в омутах его черных глаз заплясали плененные молнии. Потом потемнела кожа, и Люций ощутил электрический запах сжигаемого изнутри тела.

Даже испытывая боль, достаточную, чтобы прервать жизнь тысячи смертных, Фулгрим продолжал говорить:

— Эта Вселенная зарождалась в элементарной простоте, распространяясь так быстро, что скорость эта не поддается определению. В первый, незначительный период своего существования Вселенная стала обителью простейших неустойчивых элементов, которых мы себе даже не в состоянии представить. Но со временем эти элементы стали соединяться в более сложные формы. Частицы становились атомами, атомы — молекулами, пока они не дошли до такой сложности, что начали образовывать первые звезды. Эти новорожденные звезды росли и умирали на протяжении миллионов лет, и взрывы их гибели давали жизнь новым звездам и планетам. Вы и я — это яркие сущности, рожденные из сердца звезд.

— Поэтично. Но какое отношение все это имеет к добру и злу? — спросил Каэсорон, не переставая регулировать ток в серебряных штырях, но невольно заинтригованный.

Люций удивился. Он всегда считал первого капитана обычным воином, который интересуется исключительно воплощением своих желаний и способами причинения боли противникам.

— Я к этому и иду, — заверил его Фулгрим.

Люцию пришлось напомнить себе, что они тут, вообще-то, собирались пытать примарха, а не слушать лекцию о сущности Вселенной. Он хотел высказать свое замечание, но Фулгрим его опередил.

— Ничто не происходит случайно, — продолжал он. — Все, что появляется на свет, является частью естества Вселенной, результатом ее стремления к усложнению. Ох… да, великолепно, Марий. Поверни винт еще раз! Ну, как я уже говорил, все вещи появляются и соединяются в процессе созидания, в процессе перехода от простейшего организма к высшему разумному существу. При определенных условиях все стремится стать более красивым, более совершенным и более сложным. Так было с самого начала цикла жизни Вселенной, и эта тенденция так же неизбежна, как и неизменна.

Люций кивнул и прочертил шилом внутри тела широкую дугу.

— И к чему все это приведет? Что лежит в конце перехода от простого к сложному?

Фулгрим пожал плечами, хотя его движение вполне могло быть обусловлено электрическим током, сжигающим кости.

— Кто может знать? Кто-то называет конечное состояние божественностью, кто-то — нирваной. В поисках лучшего определения я выбрал бы комплексность. Это конечная цель всех вещей, независимо от того, знают ли они о своей роли во Вселенной, или нет. И ответ прост.

Голос Фулгрима затих, его спина снова выгнулась, а изо рта показалась струйка крови. Люцию хотелось верить, что это его шило проткнуло позвоночник Фулгрима, вызвав сильнейшую боль, но все три воина трудились одновременно, и с точностью определить результат каждого было невозможно.

Фабий обошел вокруг стола и с растущей тревогой обратил внимание на основные показатели жизнедеятельности Фулгрима.

— Вы убиваете его, — сказал он. — Один из вас должен остановиться.

— Нет, — отрезал Марий. — Боль выгонит из него демона. Он должен освободить тело Фулгрима, прежде чем тот умрет.

— Недоумок! — выругался Фабий. — Ты думаешь, гибель смертной оболочки заботит демона? Как только физический сосуд будет разрушен, его сущность просто сконцентрируется где-нибудь в варпе.

— Так что же мы тогда делаем?! — воскликнул Люций.

Отпустив рукоятку шила, он схватил Фабия за горло. В заботе апотекария о Фулгриме Люций снова углядел какой-то тайный сговор. Он стал сжимать горло Фабия, пока у того глаза не вылезли из орбит.

— Ты не в силах повредить демону, — прохрипел Фабий. — Но если причинить ему достаточно сильную боль, возможно, удастся заставить его ослабить хватку.

— Возможно, удастся?! — вскричал Каэсорон. — Всем твоим заявлениям не хватает уверенности.

Люций ощутил укол в области паха и, опустив взгляд, увидел, что из кожаного балахона Фабия высунулось какое-то устройство, состоящее из ржавых металлических спиралей, сухожилий и хрящей. На конце имелся шприц, наполненный мутной розовой жидкостью. Игла проткнула гибкую прослойку в сочленении доспеха и на дюйм погрузилась в его бедро.