А Васильев сидел на ступеньке и горько плакал.

Потом к нему подошла собака непонятной породы, лизнула лицо горячим языком и сказала:

– Что ж ты плачешь, миленький. Мы с тобой скоро мальчика родим, а ты плачешь.

Васильев зарыдал и проснулся от этих рыданий. Проснулся, и когда сообразил, что он не на площади имени Вождя, а в своей кровати, то обрадовался. Только напрасно он это делал. Потому что нависала над ним пахучей плотью Валентина из кулинарии. И из всей одежды была на этой Валентине одна кружевная наколка на голове.

– А вот, золотой ты мой, мы сейчас пивка. – сладко запела Валентина, протягивая Васильеву банку чешского пива. – Мы пивка глотнём и всё у нас пройдёт, как и не было.

Валентина щебетала и умилялась, как старая дева над коляской с чужим ребёнком.

– Как Вы тут? – прохрипел Васильев, но банку с пивом взял. – Кто Вы?

Ну, это Васильев лукавил, скажем откровенно. Потому что прекрасно он узнал вчерашнюю кулинарную работницу Валентину. А вот почему он к ней не признался – пусть это лежит на Васильевской совести мрачным чернильным пятном, или, того хуже, тяжким грузом.

– Где я? – продолжал хитрить Васильев и играть наивняка.

– Дома, котик! – просюсюкала Валентина. – В своей постельке. Не надо бояться, миленький – я тебя в обиду не дам.

– А Вы, собственно… – усомнился Васильев в правомочности присутствия этой случайной знакомой в своей квартире. – Да… собственно… как Вы тут оказались?

– Очень просто. – вздохнула Валентина и начала одеваться. – Иду с работы – смотрю у подъезда мужичок валяется. Вроде ничейный. Присмотрелась – это же утренний клиент! Не могла же я тебя на асфальте бросить, как окурок какой? Ключи у тебя в кармане были. Вот принесла. Уложила. Ох, и страстный же ты мужчина! – Валентина почмокала губами, изображая восхищение. – Раньше я думала такие только в кино бывают.

– Какая страсть! – возмутился Васильев – у меня даже обувь не снята… И носки тоже.

– Глупый! – ненатурально восхитилась Валентина. – Это дело не ногами делают. Можно носки и не снимать. Это дело вполне и в валенках можно.

Потом Валентина обулась и посерьёзнела:

– Сейчас, маленький, я на работу пойду. А завтра мы с тобой в ЗАГС двинем заявление подавать. Так что собирайся с духом. Я уже отгул взяла.

Васильев остолбенел. Но довольно быстро пришёл в себя:

– В какой это такой ЗАГС, интересно мне? Я что, предложение Вам делал? И ваще я женат. Причём, дважды.

Валентина только рассмеялась:

– Как же! Дождёшься от вас, кобелюк, предложения! Вас надо хватать за яйцы и в ЗАГС волочь, пока не опомнились. А что ты думал, донжуан хренов? Попользовался девушкой и в кусты? Нееет! Не на такую напал. А насчёт жён своих – не надо сказок. У меня в руках документ. Называется паспорт. Понял? А там нет ни одной отметочки о законном браке.

Валентина достала из сумочки Васильевский паспорт и торжествующе потрясла им.

Только зря это она делала. Потому что из стенки высунулась косматая лапа выхватила паспорт и снова исчезла в стене.

– Константин! – радостно ёкнуло у Васильева внутри.

А Валентина растерянно осматривалась вокруг себя. Ей казалось, что она уронила на пол такой важный для неё документ. Но паспорт, как будто испарился. Тогда Валентина так строго и беспощадно посмотрела на Васильева, что он понял – вот это и есть его последние минуты жизни на этой грешной земле.

– Где? – коротко и хрипло спросила Валентина. И подойдя к Васильеву поближе, добавила:

– Куда дел, фокусник херов? Я же тебя, стручок, вот этими руками задавлю, если не скажешь.

Васильев покрылся холодным потом, но Константина не выдал.

– Ты сообрази, падла. – продолжила Валентина. – Ты сообрази, что выхода у тебя нету. Я же с родителями живу. У нас в двухкомнатной квартире четыре семьи. Ты понял, женишок? Не понял? Счас поймёшь!

И Валентина размахнулась.

– Это всё! – промелькнуло в голове у Васильева. – Это пиздец!

Васильев закрыл глаза и стал ждать неминуемую плюху. Но вместо плюхи раздалось мелодичное:

– Уйди, сучка! А то глаза выцарапаю!

Рядом с Валентиной стояла на задних лапах чёрная пантера и замахивалась на невезучую невесту правой передней.

Валентина охнула, подхватила сумочку и выбежала, на ходу обещая написать куда следует.

– Закури, женишок. Очухайся. – кошка Милка протянула Васильеву пачку сигарет.

– Спасибо. – пробормотал Васильев. Сел на край кровати и вынул трясущимися руками сигарету.

Милка щёлкнула зажигалкой и дала Васильеву огоньку.

– Службу несём, рядовая Милашкина? – съехидничал Васильев, затянувшись. – А где же сержант Константинов?

– Тутока я. Где мне быть? – Константин вышел из стенки и уселся в кресло. – Мы это не по службе, а по дружбе так сказать. Ты же пирожные покупал.

– Заботился иногда. – добавила Милка.

Мы вот… – бормотал Константин. – И мебелишку, значит, вернули… и прочее имущество. Потому что по – человечески… А как же?

– Спасибо, братцы. – расчувствовался Васильев. – Сейчас сижу и думаю, что за всю жизнь ко мне никто и никогда по – человечески не относился. Все как – то…

И Васильеву снова захотелось заплакать. Но он сдержался.

– Ладно уж, Петрович, не горюй. – по – своему поняла Милка Васильевскую чувствительность. – Эту Валентину тоже понять можно. На раскладушке в кухне спит. Никакой половой жизни, не говоря уже о любви. Тут кто хочешь озвереет.

А Константин добавил:

– Ты это, Петрович, того… Там на кухне коньяк есть. Мишка вчера принёс. И закусить конкретно. Только ты не напивайся очень с утра. А то вечно…

Васильев подумал, сказал что очень не напьётся и пошёл в кухню. Там он дрожащей рукой налил рюмку коньяку, выпил, закусил колбаской с начал оживать:

– А вот объясните мне, други мои…

– Нет, Петрович, и не проси! – встрял нахальный Константин. – Мы бы и рады объяснить, да ты не поймёшь.

– Да. – мяукнула Милка.

Она уже стала обычной кошкой и тёрлась Васильеву мордочкой о ноги.

– Вы что? За дебила меня держите, что ли? – возмутился Васильев. – Это значит, вы считаете, что необразованный домовой из – за печки понимает то, что специалист с высшим образованием понять не в силах?

Тут Васильев даже загордился сам собой и приосанился.

– Образование тутока ни при чём. – начал разглагольствовать Константин. – Образование – это, к примеру, когда ничего не было, а потом – раз и образовалось. А в твоём случае, Петрович, образование штука бесполезная, потому что только мешает.