– Что скажете, господа? – обратились к ним члены Совета.

Встал Велигор Янчжун и откашлялся.

– Две недели назад Ниршан Линь, мой заместитель, позвонил в середине ночи Гуй Ли и попросил одолжить для экспериментов в рабочем порядке одну его таухуа. Гуй Ли пришел в бешенство от просьбы, явился в особняк Линь и устроил разборку без выяснения дополнительных подробностей. А между тем, мы думаем, что шептуны продвинулись в своих попытках навредить.

– И зачем вам мои таухуа? – ядовито спросил Гуй Ли.

– Затем, что у нас есть основания думать, что мы впервые столкнулись с шептуном-женщиной.

Присутствующие ахнули, но затем спохватились, вспомнили о скепсисе и приняли серьезные позы.

– Есть доказательства?

– В разработке, – туманно уклонился Ниршан, полагая, что Гуй Ли будет просто счастлив узнать о том, как в него каждую ночь вселяется шептун. Паника будет еще та. К тому же доказательств, как таковых, не было. При желании поведение Ниршана на камерах можно объяснить простым совпадением и притягиванием за уши выдуманных баек.

– Зачем?! – у Гуй Ли лопалось терпение, он загривком чуял, как эта льстивая борзая Янчжун врет и не краснеет.

– Я не могу раскрывать секретную информацию. После завершения операции все будет изложено в отчетах, – ответил тот.

– Чтобы не было накладок, – добавил Ниршан, наблюдая, как у Гуй Ли сводит челюсть от бешенства, казалось даже, что еще немного, и у него кровь свернется.

Члены Совета обдумывали услышанное. Женщина-шептун? Шептуны и так крайне опасны. А будучи женщинами, могут ли они затесаться среди таухуа? Могут. Уровень паранойи в кабинете вырос на несколько пунктов.

– Да не бывает баб-шептунов!

– Мой заместитель действовал строго в рамках протокола и согласно секретности не может раскрыть подробности операции, – заявил Велигор Янчжун.

– Господа, держите себя в руках, – вмешался Жуан Ди, место которого в Совете теперь было основным местом работы. С тех пор, как он потерял его в Совете старейшин арктиков. И сказать, что он не любил Велигора Янчжуна – ничего не сказать. Но под воздействием общей угрозы он всегда мыслил рационально. Он посмотрел на Янчжуна и сказал.

– Будем ждать отчетов.

Когда заседание Совета закончилось, Ниршан уже знал, что вряд ли напишет в отчетах о том, что спустя две недели попыток он смог (наконец) проснуться в теле Максимы. И это пока был единственный и самый странный опыт в его жизни.

Легкая, как перышко, худенькая, ее тело наполняло ощущением, будто он стал призраком. Ну вот все у них иначе устроено. И, конечно, не мог Ниршан не трогать ее (выходило, как бы себя), но ласкал-то он ее. И в отличие от вьяны, точно знал, что делать. Как доставить удовольствие и самому себе и ей. А потом, проснувшись в своем теле, сдержать напряжение не было никаких сил.

Теперь же наступала очередь активных действий. Пора им было встретиться в реальности. И от этой мысли в груди Ниршана просыпался дракон, требуя с ревом взять в крепкие руки вишневую вьяну, способную менять пространства и, наплевав на все запреты, ласкать ее до оглушительных вздохов. Пока не начнет задыхаться от жадности превратиться в триумфатора. Обернется в горячую богиню из робкой лапушки, готовой оседлать его, с той усердной бойкостью, с какой экспериментировала сама в одиночестве. Он покажет ей все, что можно с ним сделать, укажет путь к колыбели страсти, обворожит грезами, так что Максима забудет собственное имя. На губах ее будет только он сам. Он и только он один.

Но до этого нужно дожить.

Он лег спать, зная, что скоро все будет.

Проснулся в два пятьдесят пять в темном номере, в теле вьяны. Встал. Двигалась девушка, словно танцевала. Если бы женщины знали, как очаровательна их природная грациозность, как ступают они в глазах любого мужчины, будто сама жизнь солнечным лучом танцует по твердой почве и вмиг оживляет ее, согревает теплом, и волшебство начинается. Рождается в душе любого мужчины бурный трепет нежности, чувств, живости бытия. Так сладки женщины в любом возрасте, способные дарить любовь.

Номер с двумя узкими окнами был небольшим. Он распахнул ставни, выглянул наружу и улыбнулся. Венеция. Очень близко к нему. Следующие пять минут он осматривал обстановку, разглядывая нехитрые вещи, документы в сумке, деньги, дорожные чеки. Затем вышел в коридор, затребовал у охраны телефон, сделал важный звонок, указывая координаты. Порылся в аптечке гостиницы и нашел снотворное.

Вошел в номер. Выпил такую дозу, что вряд ли она проснется. Лег на кровать и закрыл глаза. Желая себе и ей счастливых снов и скорейшей встречи.

Боль – всегда беседа разума с телом. Вразумительный сигнал о том, что нужно что-то делать. В теле или в мире не все в порядке. Материя возмущена, и требуются активные действия. А когда в душе разливается ядовитый сигнал об опасности, и сознание дремлет…

Сквозь образы снов, путаясь в обрывках, балансируя по шаткой жердочке над пропастью темного, я нырнула на поверхность разума. Крошечный островок топкого чувства, где я не сплю. Краткие мгновения просветления. Сознание в глубоком химическом подчинении у снотворного. И хотя глаза закрыты, тело ощущает провальное пространство гостиничного номера, как высокий чулан. Как ловушку. В нем есть только глухие темные стены, без окон и без дверей. Пространство не дышит. Оно твердое, жесткое, сквозь него не проходят звуки и вибрации. В груди и в животе разлито томительное чувство жажды. Хочется попасть в значительное количество прохладной спасительной воды, выпить океан и промыть все то, что не дает проснуться. Пить. Очень хочется пить. За желанием погасить сухость во рту во мне рождается попытка проснуться.

Волевым усилием удалось разлепить глаза, и как будто в пьяном бреду я вяло уставилась в потолок. Я заболела? Или отравилась, и тело в состоянии сильнейшей интоксикации? Что со мной происходит? Я посмотрела на разрывающийся звонками телефон. С трудом подняв вялую руку, включила громкую связь.

– Уходи! Уходи срочно!

Мне это снится или по-настоящему? Я не могу определить. Тревога задела сознание, меня, и, втянув воздух, я рухнула в сладкий сон. Спать, страшно хочется спать. Кружа, уношусь в мир снов. Прежде чем я снова уцепилась за желание выпить хотя бы стакан воды.

Я села, будто оттесняя придавливающий груз, а затем, едва переставляя ноги (мои ли они?), встала. Добрела слабой походкой до стола. Не смогла отвинтить крышку бутылки. Пальцы не слушаются. Только после такого облома проявились эмоции. Это что же твориться!? Пришлось идти в ванную и там усесться под блаженными струями.

Еще, еще воды. Много жидкости на себя, на одежду, на ноги и руки, голову под кран. Вода стекала щедрыми потоками, пока я сидела на дне и пыталась проснуться. Становилось легче. А за этим легче разум достучался, выдал информацию. Я под действием чего-то. Не знаю чего, но страшно, опасно и по инструкции нужно уходить. Выбираться. Звать на помощь.