– Видел я Владимирова гонца. Он мне сказал о грамоте.

Хитро лгал уный. Только Варяжко и не таких хитрецов выводил на чистую воду:

– Где ж нынче этот человек?

– Кто его знает… Наверное, обратно ушел. Варяжко усмехнулся, развернулся к Ярополку:

– Он кривду сказывает, князь! Я Улиту знаю, а муж ее отцу твоему служил, вместе с ним под вражьими стрелами стоял, одной сермягой от холода укрывался. Неужто и его овиноватишь из-за подлого навета?

– Не навет это. Была береста… – перебил кто-то. Тоненько, жалобно. Варяжко споткнулся на полуслове, уставился на девку-чернявку, уже третий год служившую у Улиты. Зачем она влезла в судное дело? Почему принялась подпевать болотнику? Ведь была Улите верной слугой…

Под мужскими взглядами девка смутилась, стянула края наброшенного прямо на исподницу платка.

– Поди сюда, – велел нарочитый.

Она робко подошла.

– Говори!

Девка опасливо покосилась на скорченную у ног Ярополка Улиту.

– Не бойся, – поддержали ее из толпы. – Только правду говори.

– А в таком деле нельзя солгать, – еле слышно вымолвила чернявка. – Человека здесь судят – хозяйку мою. Все знают, я ей худого не пожелаю, а только лжет она – была береста из Нового Города. Я ее своими глазами видела.

Потам вскинул брови, спросил тяжело:

– Жена?

Поднимая пыль, толстуха поползла к нему, ткнулась в ноги:

– Была грамота. От лаготника одного… Боялась я о нем сказывать… Не знаю я его!

– Где береста? – рявкнул Потам.

Улита зашлась плачем, а чернявка прошептала:

– Она ее в огонь бросила…

– В огонь?!

Ярополк подал знак. Сильные руки ратников подняли ревущую бабу на ноги.

Белое лицо Потама повернулось к Варяжко:

– Что же это делается? Кому верить?

– Жене! – Нарочитый белкой метнулся к Ярополку, очутился как раз меж ним и Улитой. – Погоди, князь! Никто бересты той не читал! Никто ведать не может, что там писано. А если не врет баба?!

– Не врет?! Она мне уже трижды солгала.

Ядовитая ухмылка скользнула по тонким губам князя. Варяжко не умом, нутром почуял – Улите не жить. Потам тоже это понял, зашатался.

– Бабу – в поруб, – глухо приказал Ярополк и, глянув на Потама, смягчился: – Ты ничего о сей подлости не ведал, на тебя зла не держу.

Потам отвернулся.

Дикий вопль разорвал предрассветную тишину.

– Нет! Не-е-е-ет! – упираясь ногами в край поруба, визжала Улита. – Ничего я худого не замышляла! Не-е-ет!

Не слушая, дружинники сунули ей в руки веревку и пихнули через край поруба. Воздух вздрогнул криком и стих. Сожрал бабу княжий поруб, не подавился…

Варяжко скользнул к уному, прошипел:

– Зачем оклеветал?!

Словно норовистый жеребец, тот раздул тонкие ноздри, фыркнул:

– Я правду сказывал!

Подлец болотный! Стоял и глядел так, словно не он только что человеку жизнь поломал!

Варяжко сжал кулаки, закусил губу:

– Выродок…

– Выродок, выродок, выродок… – подхватили расслышавшие его слова кмети. Думали задеть, но уный лишь рассмеялся. Никогда раньше Варяжко не доводилось слышать такого смеха. От него все внутри заледенело. Вокруг смолкли. Даже Ярополк замер с открытым ртом.

– Выродок? – переспросил сквозь смех Онох. – Ох, видать не то я имя ношу! Куда б ни пошел, где бы ни остановился – люди мне иное имечко сыскивают… Сам нарочитый его вспомнил! – И внезапно прервав смех, сказал громко, чтобы услышали все: – Знать, богам оно угодно! Отныне зовите меня Выродком! Вам сподручнее и мне веселей!

– Ты что, рехнулся? Нельзя так… – шепнул кто-то жалостливый. Но уный уже пошел к конюшне.

А едва захлопнулись за ним ворота, как выпустила на небо белых Перуновых коней Дева Заря, завопили горластые петухи, озолотил кромку леса сияющим взором могучий Хорс. Народ потянулся прочь с княжьего двора. Ярополк отыскал взглядом Варяжко и приказал:

– Собери мне нарочитых да бояр.

Варяжко обернулся на Потама. Тот стоял в сторонке, глядел остекленевшим взором куда-то мимо, Варяжко хотел было подойти к нему, а потом передумал. Не стоило нынче задевать Потама. Одному плачется легче…

Бояре и именитые воины не заставили себя ждать. Варяжко подошел последним и сразу углядел возвышающуюся над прочими грузную фигуру Блуда. Воевода тоже его приметил, пощипывая длинный ус, приблизился и, не таясь, сказал:

– Послушай, нарочитый. Мы не очень-то с тобой ладим, но ныне нам следует держаться вместе. Ныне князю первым советчиком Онох стал. А он лошадка темная…

– Выродок он! – отрезал Варяжко. – Выродок! Блуд почесал широкой пятерней затылок.

– Кто ж его так окрестил? – И ухмыльнулся: – А как верно! Я ведь его в дружину брал и не ведал кого приютил. Был-то парень как парень. Говорил смело, силой бахвалился. И брат с ним стоял. Махонький такой, от горшка два вершка…

Брат Оноха Варяжко не интересовал, а вот сам болотник… Неспроста он задумал этот оговор. Добивался чего-то. Только чего? Княжьего доверия иль недолгой власти?

– А может, и хорошо, что все так вышло, – неожиданно произнес Блуд. – Ярополк теперь на Владимира озлился, хочет проучить его, чтоб неповадно было на старшего брата руку поднимать.

Хорс плеснул лучами Варяжко в глаза, осветил то темное, чего нарочитый никак не мог уразуметь. Владимир! Конечно! Что бы ни говорил уный, что бы ни делал – все оборачивалось против Владимира. Но почему он так ненавидел новгородца? Почему натравливал на него старшего брата?

– Я слышал, будто Ярополк грамоту в Новый Город пишет. Воевать будем. Только Владимир ту грамоту получит, когда мы уже у стен новгородских костры запалим, – продолжал Блуд. – Возьмем волчонка в норе, и выскочить не успеет.

– Нехорошо братьям ссориться, – покачал головой Варяжко. – Из-за пустого…

– А я думаю, пора, – возразил Блуд. – Пусть будет все, как раньше, при их отце Святославе. Один великий князь Руси нужен, не двое!

– Верно, верно… – заговорили кругом. Варяжко покосился на орущих. Довольные, сытые, холеные… И чего им не живется в мире?!

– Если Ярополк моего совета спросит, – встрял в разговор сотенный Рамин. – Я с ним на Новый Город пойду! Сын ключницы княжить не должен!

– И я, и я, и я, – согласился весь двор.

Злые голоса, решительные… Худо… Варяжко прошмыгнул мимо Блуда, бросил на ходу:

– Вернусь скоро…

Вырвался из объятий толпы, словно из капкана, и полетел по улице вниз с холма, прямо к Потамовой избе.