– Клади сахар, – предложил Фомин. И, посмотрев за окно, сказал гостье: – Дождь будет. Не к дороге…

– Ничего. Поеду. Все ясно, – сказала Юля. – Дома дел тоже не перечтешь.

– Ну а за эту историю, я думаю, вы нас простите, – мягко улыбнулся Фомин.

– Я как на фронте побыла, – засмеялась Юля. – И не испугалась. Правда? – взглянула она на Кольцова?

– Правда, – глухо ответил Кольцов.

– Но вы знаете, – снова перевела взгляд на Фомина Юля, – очень может быть, что через неделю я опять к вам нагряну. Так что приборы не демонтируйте.

– Милости просим, – расплылся в улыбке Фомин. – Все сохраним как есть.

– И наверняка не одна, – добавила Юля.

– Тем более будем рады! Места всем хватит. Разместим.

– Вы уезжаете? – не выдержал Кольцов.

– Да, поговорила сегодня с Москвой и решила: надо ехать.

– Но мы же хотели провести еще ряд экспериментов!

– Не стоит, Сергей Дмитриевич, мне картина ясна, – просто ответила Юля.

– Напрасно, – с сожалением проговорил Кольцов. – Мне казалось, что дополнительные данные не помешали бы вам для доклада.

– Не помешали бы, – согласилась Юля. – Но я подумала и пришла к выводу: надо еще кому-то из наших специалистов «Сову» показать в деле. Одного моего мнения, при любых данных, сейчас уже недостаточно. Надо сделать так, как я только что сказала Виктору Степановичу: сюда должны приехать два-три наших инженера. Вы меня поняли?

– Я давно вас понял, – буркнул Кольцов.

– Я тоже думаю, что Юлии Александровне виднее, как следует поступать, – заметил Фомин.

Юля допила кофе, поставила чашку на стол, встала. Сказала, обращаясь к Кольцову:

– А если вы меня проводите, буду очень рада.

– Конечно! Обязательно проводит! Какой может быть разговор?! – с готовностью ответил за Кольцова Фомин. – Давай-ка, Сергей Дмитриевич! Берите мою машину. А я сейчас дам команду, чтобы обеспечили билет. Вам, очевидно, в мягком?

– Если удастся.

Юля попрощалась с Фоминым, поблагодарила его за заботу и вышла из кабинета.

На какое-то время Кольцов остался наедине с Фоминым. Но и этого времени вполне хватило, чтобы Фомин снова стал таким, каким Кольцов знал и видел его всегда. Взгляд командира полка, как и прежде, стал строгим, проницательным.

– Если и на этом, финальном, отрезке вашего совместного пути случится хоть что-нибудь, я вас не в ремонтную мастерскую, а в хозвзвод отправлю. Понятно? – чеканя слова, предупредил он.

– Так точно, товарищ подполковник, – вздохнул Кольцов и вышел из кабинета.

Когда Кольцов спустился с крыльца, Юля уже стояла возле командирского газика. Она села в кабину, подождала, когда Кольцов усядется рядом, и сказала:

– Поедемте в парк. Надо снять ленту с измерителя.

– Поедемте.

В парке Юля тепло поздоровалась с Чеканом. Взяла у него пленку, сама упаковала ее в жестяную коробку, сама обклеила коробку изоляционной лентой.

– Берегите прибор, я скоро вернусь, – предупредила она зампотеха.

– Я бы снял его от греха подальше, – честно признался Чекан и вопросительно посмотрел на Юлю. – А?

– Ни в коем случае! – вмешался в разговор Кольцов. – Мы с ним еще поработаем. А за сохранность не беспокойтесь.

– Решайте сами, – сказала Юля и, пожав Чекану руку, пошла к машине.

Из полка до Садовой они ехали молча. Вещи у Юли были уже собраны. Она расплатилась с хозяйкой, попрощалась, и машина повезла их на станцию. Юля со всеми была приветлива, даже ласкова, и только, казалось, не замечала Кольцова. Нет, время от времени она обращалась к нему с каким-нибудь вопросом, что-то говорила ему, но будто не видела его.

Кольцов был вне себя от обиды, от уязвленного самолюбия, от неумения объяснить такое, столь непонятное, поведение Юли. Он не знал, как ему надо на все это реагировать, и решил молчать. Они уже подъезжали к станции. И вдруг Юля заговорила с ним мягким, полным участия голосом:

– Спасибо вам, Сергей Дмитриевич, за все. Вы оказали мне поистине неоценимую помощь.

– Пожалуйста… – буркнул Кольцов.

– Мне не только полезно было с вами работать, но и приятно.

«Так я и поверил!» – чуть не сорвалось у него с языка. Но он сжал губы и насупился еще больше.

– Впрочем, – продолжала Юля, – через неделю-две я надеюсь снова быть здесь. О дне приезда я непременно вас предупрежу.

– Могу уехать в командировку, – неожиданно для себя сказал Кольцов.

– Это исключено, – улыбнулась обезоруживающей улыбкой Юля. – Я просила Виктора Степановича никуда вас не отправлять, и он обещал мне это. Если не приеду, тоже сообщу.

«Могла и не просить. Меня и так никто никуда не пошлет. А уехать, наверное, было бы надо… – подумал Кольцов. – Сирена, вот кто ты. Сирена самая настоящая!»

Газик подкатил к платформе станции. И в тот же момент из-за поворота показался поезд.

Прошло две-три недели, но Юля не приехала и не прислала письма. Прошел месяц. А Москва все молчала. И Кольцов начал понимать, что ждать некого да и нечего. Он многое за эти дни передумал и решил, что, в общем-то, наверное, оно так и должно быть. И хотя на душе у него, несмотря на все эти разумные выводы, легче не стало, удивлялся он совсем другому. Весь полк все это время только и обсуждал случай с часовым, а Фомин до сих пор даже не удосужился отчитать Кольцова. И не только Фомин. Семин тоже словно воды в рот набрал. Забыл, казалось, Фомин и о ремонтной мастерской, что тоже на него было мало похоже. Да и вообще он как будто перестал замечать Кольцова…

Обо всем этом и раздумывал сейчас Кольцов, стоя у окна командного пункта вышки. Было темно. Хлестал дождь. Голые ветки деревьев тоскливо бились о стенку вышки при каждом сердитом порыве ветра. Кольцов протер рукой запотевшее стекло, но, убедившись, что виднее через него не стало, открыл окно настежь. Снаружи сразу дохнуло сыростью. Отчетливее стал слышен шум дождя и ровный гул работающих танковых двигателей. Кольцов ждал, когда доложат о готовности мишеней. Вскоре действительно раздался телефонный звонок. Трубку снял сидевший за пультом управления Чекан и, выслушав доклад, сообщил Кольцову:

– Мишени опробованы.

– Будем начинать, – решил Кольцов.

– Без комбата?

– Время вышло, – ответил Кольцов, подошел к пульту управления и коротко скомандовал в микрофон:

– Загрузить боеприпасы!

Стоявшие в строю за кормой танков экипажи бросились выполнять команду. Скоро по три снаряда перекочевало в каждый танк. После этого экипажи снова построились за машинами.