Я смотрела на его хлопотавшую вокруг стола шуструю и бойкую на язык мать и не могла понять, в кого Юра такой? Может, в отца? Может, тот пьет? Время — девятый час, а его дома нет.

— Муж на дежурстве, — словно прочитав мои мысли, пояснила хозяйка. — В пожарке работает, сутки через трое.

Точно. Обязательно надо еще раз просмотреть в журнале сведения о родителях, чтобы не возводить всякую напраслину.

— Вы бы знали, сколько он людей спас! У него и медаль, и грамота из министерства…

Юра сидел молча, нехотя помешивая в чашке ложечкой. Было заметно, что разговор ему не особенно приятен.

— У него и отец — Юрин дедушка — настоящий герой, — будто ничего не замечая, продолжала хозяйка. — Всю войну прошел, орден Отечественной войны получил. Правда, он больше медалью «За отвагу» гордился. Самая она, говорил, солдатская, всяким там штабным ее не давали. Юра, принеси-ка, покажи Елене Константиновне, — попросила она сына.

— Мам, опять ты… — недовольно протянул тот, но из-за стола все-таки вышел.

— А почему нет? Елена Константиновна историк, ей тем более должно быть интересно, — настаивала мать.

— Конечно-конечно, — торопливо согласилась я.

Кроме медали Юра принес маленькую, тусклую фотографию и пачку затертых, сложенных треугольно листков — фронтовых писем. Видно, что процедура отработанная, и он сразу принес полный комплект, чтобы зря не гоняли.

Дед и вправду оказался героем. Разглядывая медали, я положила их на ладонь. Тяжелые. Нынешние юбилейные не такие: легкие, блестящие и немного… игрушечные, что ли. Наверное, это правильно: по-разному достались, значит, и вес должен быть разный. И в прямом смысле, и в переносном.

Писем, заботливо уложенных в новенький плотный файл, оказалось десятка полтора. Большинство — короткие, почти записочки с непременным «бьем фашистских гадов» и приветами всей родне. И только несколько длинных. Взяла одно наугад.

«Дорогая моя Машуня! Мы сейчас расположились в очень красивом месте, кругом березовые рощи. Я за нашей палаткой даже несколько грибов нашел. Странно: кругом война, опушка вся воронками изрыта, а они растут… Жизнь не убьешь. А помнишь, как мы с тобой в Ка-линовке рыжики собирали? Ты сначала никак не могла найти, а потом они пошли грядками, грядками… Я говорю: пошли, хватит уже. А ты: нет — такая у тебя охота появилась. Ну, ничего, война кончится, приеду, мы еще больше соберем…»

— …в пехоте от Москвы до самой Австрии дошел. Два ранения получил, потом контузило. Однажды в бою сразу два танка подбил, это уже в сорок третьем…

Я искоса посматривала на Юрку и видела: чем жарче мать рассказывала о дедовских подвигах, тем сильнее он вжимался в стул, будто старался стать незаметнее. И точно. Видимо высказав нормативный минимум, женщина переключилась на него.

— Ну а Юрка наш как? — спросила она, потрепав его по голове.

— Ничего, — ответила я и, спохватившись, поправилась: — Хорошо.

Получилось не очень уверенно. Она вздохнула:

— Отец его и на бокс отдавал, и на хоккей — не хочет! Все свои картинки черкает да в компьютере целыми вечерами сидит. Мы уже, Елена Константиновна, покаялись, что купили. Только зрение посадит и спину скривит.

Мальчишка еще ниже опустил голову, почти уткнувшись в широкую чашку.

Мать шлепнула по спине — выпрямись! — и уверенно закончила:

— Ничего, отец и из Юрки мужика сделает.

Уже дома долго не покидало ощущение, что какая-то очень важная мысль крутится в голове, но никак не дает себя поймать. Невыраженная и непродуманная, она не давала мне покоя. Я чувствовала: уловив ее, пойму нечто очень значимое и, главное, найду решение.

Наконец, озарение пришло. Все действительно просто. И страшно.

Родители Юрку не любят.

То есть они любят его будущего — сильного, смелого, которым можно гордиться. Но не любят сегодняшнего — слабого, замкнутого, серого троечника. Его для них просто нет. И он себя не любит, в себя не верит. Задавили его предки своим героизмом. И не пришло им на ум, что мальчишка может быть первым в чем-то другом.

28 декабря

Сегодня попало на педсовете. И ведь опять несправедливо!

Месяца полтора назад из гороно прислали телефонограмму: срочно составить списки малоимущих и многодетных. Пообещали отобрать по городу человек пятнадцать-двадцать и к Новому году по благотворительной акции вручить ноутбуки.

Из моих в «шорт-лист» попал Леша Никитин: у него только мать и двое братишек, с трудом сводят концы с концами, а учится мальчишка хорошо, старается. Если ноут давать, то именно ему.

Но закончилось все скандалом.

Он пришел ко мне после уроков. Встал у стола, помялся, потоптался, видимо не зная, с чего начать. Наконец выдал:

— Я компьютер получать не буду!

Оказалось, вручать подарки решили на открытой сцене в День города. Стандартный набор — официальные речи и концерт — постановили разбавить этой самой акцией. Надо же было додуматься! Какому нормальному пацану захочется при всех выходить на сцену, если объявляют, что подарки вручают малообеспеченным?! Считай — нищим?

— Мамка уговаривает: ладно уж, потерпи, зато компьютер будет… А я не хочу, лучше летом на стройку пойду, сам заработаю. Чем позориться-то…

Сова сразу открестилась: решение принято наверху. Да и в чем криминал, собственно? Ну постоит, ничего страшного… Если бы знала, что пойду в администрацию, тогда еще с потрохами и со всем остальным съела, не подавилась. А почему, собственно, не пойти? За других всегда проще просить. И ведь я права.

Приняла меня зам по социальным вопросам. Очень приятная, с аккуратной стрижечкой. Я еще подумала: хорошо, что молодая. А то попалась бы старая чиновная грымза — фиг что докажешь, у таких восприятие под пуленепробиваемым панцирем.

Выслушала, но тоже: в чем криминал, собственно? Ну постоит, ничего страшного… Я ей опять: стыдно же! Зачем при всех?

— Как — зачем? Чтобы все видели, что в нашем городе развивается благотворительность, что нуждающимся реально помогают. И это работает! Люди с удовольствием поддерживают наши инициативы, только в нынешнем году в районе в общей сложности проведено сорок семь благотворительных акций. Откликается и молодежь, и пенсионеры, и рабочие предприятий, и, конечно, учителя, — с особой многозначительностью нажала она на последнее слово. — У нас сотни неравнодушных людей!

Пришла поговорить, а попала на собрание.

— Вы что, против проявления милосердия?

Да я двумя руками «за»! За ним и пришла!

— Но… мальчишка стесняется…

Взгляд красивых серых глаз стал стальным.

— Я не понимаю, что тут плохого? Уважаемые люди — руководители города, учреждений — в торжественной обстановке передадут нуждающимся семьям подарки, часть которых, кстати, купили на свои собственные деньги. Мы считаем, люди, проявившие бескорыстие, заслуживают того, чтобы о них знали. Между прочим, ноутбуки будем вручать и детям с онкологией — даже от них ни одной жалобы. Люди понимают: мы должны воспитывать у населения цивилизованный подход, спокойное отношение к болезни, не всегда рак смертелен. Одна вы…