Я посмотрел на любителя виски с новым интересом.

— Я познакомился с Джоном в Окленде, — сказал я. — С какой платформы мы отправляемся?

— С двадцать второй, — ответил он. — Мы опаздываем. Давайте я помогу вам с сумками.

Он ухватился за переднюю перекладину моей тележки с багажом, которая была размером в две ванны, и поволок ее через толпу на предельной скорости с криком «Дорогу! Дорогу Джону Мэддену!»

Я застенчиво следовал за ним в кильватере, решив, что он почти наверняка пробьется к двадцать второй платформе, а уж тогда мы точно сядем в поезд.

В конце концов, он ехал к побережью вместе с Большим Джоном! У нас не будет проблем у входа на платформу, с билетами или без… Наш поезд отходит через семь минут; времени на проверку рекомендаций от Джона Мэддена не останется.

— Джонни будет в клубном вагоне, — сказал любитель виски. — Мы занимаем целый вагон в конце поезда, но потом Джонни всегда уходит в бар. Я достаточно с ним поездил.

Это хорошо, подумал я. Тут на нас налетел вокзальный служащий, одетый в красную форму, посмотрел на нас безумным взором и закричал:

— Отойдите от багажа, это вещи Джона Мэддена! Ну-ка, покажите ваши билеты.

Я многозначительно улыбнулся своему спутнику.

— Мы — с Джоном, — сказал я. — Билеты у него. А это часть его багажа с Суперкубка.

Парень из «Амтрака» ухмыльнулся.

— Не морочьте мне голову, — отрезал он. — У вас, ребята, есть билеты или как?

Сейчас я смутно помню дальнейшие детали. Ситуация менялась молниеносно. Мой новый приятель дико огляделся, потом неожиданно сложился пополам и прижал обе руки к животу.

— Позвоните Джонни! — простонал он. — У меня опять приступ!

Тут появилась Мария, маша стопкой билетов, и работник «Амтрака» неохотно пропустил нас на перрон. Внезапно материализовался настоящий Джон Мэдден и взял тележку со своим багажом под собственный контроль.

— Поторопимся, — скомандовал он. — Ну-ка, народ, надо пошевеливаться. Этот поезд отходит точно по расписанию.

Мы заспешили вдоль платформы, что-то смущенно бормоча, и добрались до большой двери своего спального вагона — последнего в составе — за тридцать секунд до отправления. Я услышал свисток со стороны головы поезда и шипение воздуха в клапанах. «Западный ветер» тронулся.

Множество рук подняли наш багаж в вагон, и через несколько секунд мы уже неслись через заброшенный район, этот мертвый пустырь, оставшийся от промзоны, когда-то крупнейшей к западу от Уолл-стрит. Когда выезжаешь из Чикаго по железной дороге, получаешь полное представление о социоэкономических событиях недавней американской истории: миля за милей тянутся мертвые заводы и склады, огромные заброшенные кирпичные корпуса с заколоченными окнами и вывесками вроде «Симак мясо» и «Корпорация Адаме — прессованный металл».

Мы начали располагаться в нашем спальном вагоне-де-люкс № 3530: регулировать сидения, подголовники и столик для пищущей машинки, расположенный рядом с большим окном. Внезапно я почувствовал, что мы с Марией не одни. На полу стоял убогий старый чемодан, который был мне незнаком, а в купе появился еще один человек.

Это был приятель Мэддена. Он проскользнул в купе и закрыл за собой дверь.

— Боже правый, парень! — сказал он, садясь на край сидения. — Ну, ты точно серьезный путешественник. Я думал, у меня ни за что не получится поднять все эти вещи в вагон!

— Где Джонни? — спросил я.

— Не беспокойся, — сказал он, закуривая мой «Данхилл». — Я его найду. Разреши мне посидеть здесь пару минут или, по крайней мере, пока не проверят билеты.

Я дал ему затрещину, и внезапно он совершенно пал духом.

— Пожалуйста, — забормотал он, — не выдавайте меня! Завтра я должен быть в Калифорнии, иначе отменят мое досрочное освобождение из тюрьмы.

Он упал на сидение и зарыдал.

— Простите, что я врал вам, — простонал он. — Но мне надо было убраться из города. За мною гнались, и, кроме того, вы выглядели как фанат «райдеров» — ну, я и подумал, что вы меня поддержите.

Я скорбно покачал головой и достал из своей кожаной походной сумки маленькую пластиковую карточку, которую я давным-давно, еще во времена Никсона, прихватил на слете Национальной ассоциации прокуроров в Лас-Вегасе. На карточке стояло: «ТОМПСОН ХАНТЕР — ЛОС-АНДЖЕЛЕС, КАЛИФОРНИЯ». Под именем была маленькая полицейская эмблема с серебряными весами посередине.

Любитель виски увидел карточку и пришел в бешенство.

— Ты — лживый ублюдок! — завопил он. — Я знал, что с тобой что-то не так! Ты — коп! Ты никогда не был другом Джона Мэддена. Друг Джона не подвел бы меня!

Он вскочил с сидения и схватил мою бутылку «Чиваса».

Последовала короткая схватка, потом проводник. Франк Томпсон, принес веревку. У меня не было выбора. Когда мы выкинули любителя виски из поезда в Напервилле, он все еще проклинал меня за предательство того, что называл «духом «райдеров»».

В каком-то смысле он был прав; смутное чувство вины продолжало беспокоить меня, пока «Западный ветер» мчался в направлении Гейлсбурга, Монмаут и реки Миссисипи, которую мы должны были пересечь по расписанию, на закате солнца.

3 февраля 1986 года

Затишье в новостях — в журналистике обычное дело. В такие дни — обычно это вторники, среды и субботы — Джордж Джонс и Энгус Дрю вяло беседуют в «Вечерних новостях на Эй-би-си» с Питером Дженнингсом, а Дэн Ратер начинает свою программу с рассказа о китайских пандах в вашингтонском зоопарке, которые отказываются спариваться на виду у глазеющей и улюлюкающей толпы.

Си-эн-эн заполняет «13 минут» жестокими сюжетами на тему «смерть и секс в восьмидесятые». Джерри Фолуэлл читает лекции об ужасах герпеса, СПИДа и трагической эпидемии беременностей у девочек-подростков, а Том Брокоу, засыпая перед камерой, бормочет о потерявшихся собаках, раке губы и крупных изъянах в законе Грэмма-Радмена.

Спокойные дни нередки, они составляют примерно половину всех дней в году, это подтвердят телередакторы и люди, зависящие от новостей как от наркотика… Но каждый раз через некоторое время сонное равновесие нарушается, восемь или девять больших событий прессуются в один ком, и эта лавина обрушивается раньше, чем люди типа Ратера или Брокоу успевают добраться до работы; а к закату солнца ситуация становится совсем безумной.

Прошлая пятница была одним из таких дней — истинный ураган новостей, который сам себя заряжал энергией. Мой список сюжетов рос с каждым часом. Утром я собирался сделать давно намеченную работу: написать остро политическую статью о запланированном — Рейганом, Грэммом и Радменом — убийстве «Амтрака», нашей национальной железнодорожной пассажирской системы.

Они обосновывают целесообразность уничтожения «Амтрака» логическими аргументами, достойными всех великих жлобов, начиная с Эбенезера Скруджа. Хорошая тема, хотя и не выделяющаяся из общего ряда. Но к полудню моя голова шла кругом от новых поступлений, и «Амтрак» оказался далеко за бортом.