Возможно, она так там и стоит без дела, пыль собирает, хотя за ее аренду отделение должно платить. Кроватей с электроприводом вечно не хватало, а стоили они в шесть раз больше обычных больничных коек. Вообще-то, о рациональном использовании оборудования должен заботиться завхоз, но Джилл не любила напрасной расточительности и старалась без нужды не увеличивать накладные расходы своего отделения. К тому же, не нужно будет тратить времени на ожидание.

Но дверь комнаты не только оказалась запертой, но еще и не поддавалась ключу; сделав в уме заметку сказать слесарю, чтобы починил замок, Джилл направилась в вахтенную клетушку.

Сегодня здесь сидел тот же самый, что и вчера, доктор Браш – не штатный работник больницы и не интерн, он был, по его же собственным словам, приглашен доктором Гарнером специально для наблюдения за миссис Банкерсон.

– Мисс Бордман! – обрадовался доктор Браш. – Вот вас-то мне и надо!

– А почему же вы не позвонили? Как там ваша пациентка?

– В полном порядке. – Врач мельком взглянул на экран. – Это я не совсем в порядке.

– Что с вами?

– Да так, ерунда, просто нужно минут на пять отлучиться. А моего сменщика пока нет. Сестра, сделайте одолжение, посидите тут за меня, только чтобы об этом никто не знал. Очень вас прошу.

– Конечно. Дайте только я позвоню своей напарнице и скажу, где меня при случае искать.

– Нет, нет! – обеспокоенно замотал головой врач. – Просто запритесь здесь и не открывайте, пока я не постучу «Дай закурить».

– Хорошо, сэр. – Все это вызвало в Джилл некоторое сомнение. – А что делать с вашей пациенткой?

– Ровно ничего, просто сидите здесь и смотрите на экран. Не нужно ее беспокоить.

– А если с ней что-нибудь произойдет, где тогда вас искать? В курилке?

– Нет, мне бы до ближайшего туалета поскорее добраться. Так вы посидите, да?

Он велел Джилл запереть дверь на ключ и выскочил из комнаты. Джилл посмотрела на телевизионное изображение спящей старушки, а затем пробежала глазами по шкалам приборов. Все в полном порядке – и пульс, и дыхание, и давление, и что угодно. А дежурство – словно при умирающей, и зачем это, спрашивается?

А не посмотреть ли самой, стоит в гостиной эта кровать или не стоит? Конечно же, такая самодеятельность резко противоречит указаниям Браша, но Джилл была уверена, что не разбудит пациентку, годы работы в медицине научили ее ходить абсолютно бесшумно. И эти же годы научили: совсем не обязательно так уж беспрекословно слушаться врачей, главное, чтобы они ничего не знали.

Осторожно открытая дверь даже не скрипнула. Миссис Банкерсон спала типичным глубоким сном очень старого, близкого к маразму человека. С кошачьей бесшумностью Джилл пересекла палату и подошла к ведущей в гостиную двери; слава богу, хоть этот замок исправен.

Кровать стояла на прежнем месте, но Джилл сразу про нее забыла – против всяких ожиданий, в комнате находился человек.

Сидевший в кресле Смит поднял голову, отложил большую детскую книжку с картинками и расплылся в лучезарной младенческой улыбке.

У Джилл подкосились ноги. Валентайн Смит – здесь? Как же так, его же перевели, в журнале есть четкая, недвусмысленная запись.

И сразу – вихрь воспоминаний и кошмарных догадок… липовый «Человек с Марса» на стереоэкране… старушка, каждую секунду готовая умереть, а тем временем иссохшим своим телом прикрывающая никому не известный факт, что тут есть и второй пациент… наружная дверь гостиной, не поддающаяся ключу… Дальше все понятно: глубокая ночь, накрытая простыней тележка, и кто там догадается, что в морг увозят не один труп, а два?

А потом Джилл охватил парализующий волю ужас: сама того не желая, она узнала смертельно опасный секрет.

– Брат по воде! – радостно сказал Смит, неловко поднимаясь из кресла и протягивая ей руки.

– Здравствуйте. Э-э… как вы себя чувствуете?

– Очень хорошо. Я очень счастлив. – Он издал еще какие-то странные сдавленные, кашляющие звуки, умолк, поразмыслил и медленно произнес: – Ты здесь, мой брат. Тебя не было. А теперь ты здесь. Я пью тебя глубоко.

Джилл стояла в полной растерянности; странное, размягчающее душу тепло, исходившее от этого человека, мешалось с леденящим ужасом – а что, если они узнают? Смит ничего этого не замечал.

– Видишь? Я хожу! Я стал крепче. – Он прошел несколько шагов, а затем остановился, обессиленный, но торжествующий.

Джилл заставила себя улыбнуться.

– Ах, какие мы молодцы! Так и надо, набирайся сил. А мне пора – я на секунду забежала, поздороваться.

– Не уходи! – обеспокоился Смит.

– Но я очень спешу!

Теперь на лице Смита было уже не беспокойство, а самая настоящая скорбь.

– Я тебя обидел. Я нечаянно.

– Обидел? Да нет, ничего подобного, просто мне нужно уходить – и как можно скорее.

Смит мгновенно успокоился.

– Брат, возьми меня с собой, – попросил он, и даже не попросил, а сказал как о чем-то уже решенном.

– Что? Нет, я никак не могу. И мне нужно уходить. Послушай, не говори никому, что я была здесь.

– Никому не говорить, что здесь был мой брат по воде?

– Да. Не говори никому. Я… я еще приду. Честное слово. А ты будешь молодцом и никому ничего не скажешь.

Несколько секунд Смит молчал, по всей видимости переваривая непонятную просьбу «брата».

– Я буду ждать. – Он говорил серьезно, почти торжественно. – Я не буду рассказывать.

– Вот и хорошо.

«Обещать-то просто, – подумала Джилл, – только как же я это сделаю?» Вернуться к Смиту будет нелегко; вряд ли доктора Браша еще раз понос проберет. Теперь было ясно, что «испорченный» замок совсем не испорчен. Она посмотрела на выходящую в коридор дверь и увидела самый обыкновенный засов. По заведенному в больнице порядку любая дверь – в ванную, туалет или еще куда, – за которой мог закрыться пациент, открывалась снаружи мастер-ключом, здесь же замок не позволял Смиту выйти наружу, а засов не допускал в комнату сотрудников больницы, даже тех, у кого есть мастер-ключ.

Джилл отодвинула засов.

– Жди. Я еще приду.

– Буду ждать.

Уже пересекая палату, где все так же мирно похрапывала миссис Банкерсон, она услышала: Тук-тук! Тук! Тук! Тук! – и стремглав бросилась открывать дверь.

Браш буквально ворвался в дежурку.

– Где это вы были, сестра? Я уже в третий раз стучу. – Его взгляд метнулся к ведущей в палату двери.

– Я увидела, как пациентка перевернулась, – без запинки соврала Джилл. – Нужно было поправить ей подушку.

– Кой черт, я же говорил, чтобы вы сидели тут и никуда не совались!