Она попыталась отыскать их дом, проследить их долгий путь среди звезд. Когда старшей дочери Валентины, Сифте, исполнилось четыре года, а сыну Репу только что сравнялось два, Пликт пришла к профессору Виггин. К тому времени она сама уже преподавала в университете. Пликт показала Валентине свой рассказ, опубликованный в одном из университетских журналов. Художественный вымысел, казалось бы, только она ничего не выдумывала. История брата и сестры, самых старых людей во Вселенной. Они родились на Земле еще до того, как была основана первая колония, и всю жизнь бродили по космосу из мира в мир, нигде не останавливаясь надолго.

К облегчению Валентины и, как это ни странно, к разочарованию, Пликт не докопалась до того, что Эндер был первым Голосом Тех, Кого Нет, а Валентина — историком, скрывавшимся под псевдонимом Демосфен. Но она узнала о них достаточно, чтобы описать их прощание: сестра решила остаться с мужем, а брат лететь дальше. В ее рассказе было куда больше нежности и тепла, чем в их настоящем прощании. Пликт описывала то, что могло бы произойти, если бы Эндер и Валентина больше любили театр и меньше — друг друга.

— Зачем ты написала это? — спросила Валентина.

— А разве эта история сама по себе по заслуживает того?

Ответ-перевертыш задел Валентину, но остановить ее было не так-то просто.

— Чем был для тебя мой брат Эндрю, раз ты переворошила столько информации, чтобы написать рассказ?

— Опять неправильный вопрос.

— Похоже, я проваливаюсь на каком-то экзамене. Не будешь ли ты добра дать хоть какой-нибудь намек?

— Не сердитесь. Вы должны были спросить меня, почему я выдала это за вымысел.

— Почему?

— Потому что я узнала, что Эндрю Виггин, Голос Тех, Кого Нет, есть Эндер Виггин, Убийца.

Эндер покинул Трондхейм четыре года назад, ему лететь еще восемнадцать лет. Валентине стало плохо при мысли, во что превратится его жизнь, если на Лузитании его встретят как человека, совершившего самый постыдный поступок в истории человечества.

— Вам не нужно меня бояться, профессор Виггин. Если бы я собиралась раструбить об этом, я давно бы это сделала. Когда я узнала, кто он, то поняла, что он давно раскаялся. И такое настоящее искупление! Голос Тех, Кого Нет заставил человечество понять, что свершенное Эндером было страшным преступлением, и принял имя Голоса, как и сотни других, и обвинял самого себя на двадцати мирах.

— Ты нашла так много, Пликт, а поняла так мало.

— Я поняла все! Перечитайте, что я написала, — разве это не понимание?!

И Валентина сказала себе, что человеку, который узнал так много, можно рассказать и все остальное. Но именно ярость, а не доводы рассудка заставили Валентину бросить в лицо Пликт слова, которые она прежде не говорила никому.

— Пликт, мой брат не копировал подлинный Голос. Он написал «Королеву Улья» и «Гегемона»!

Когда Пликт поняла, что Валентина говорит правду, она долго не могла прийти в себя. Все эти годы она считала Убийцу Эндера предметом исследования, а автора «Королевы Улья» и «Гегемона» — своим наставником и духом-покровителем. Узнав, что это один и тот же человек, Пликт примерно на час потеряла способность связно мыслить.

Потом они еще долго разговаривали с Валентиной и доверились друг другу, и Валентина пригласила Пликт стать учителем ее детей и сотрудником по работе в университете. Джакта удивили эти хозяйственные новшества, но спустя некоторое время Валентина открыла ему секреты, которые откопала Пликт. Все это превратилось в семейную легенду, и дети росли, слушая замечательные истории о своем давно уехавшем дяде Эндере, которого все вокруг называли чудовищем и который на самом деле был спасителем, пророком и мучеником.

Годы шли, семья росла и процветала, и тоска Валентины по Эндеру сменилась гордостью за него, приятием и признанием его судьбы. Она ждала, когда он прибудет на Лузитанию, разгадает загадку свинксов, станет, как велит ему долг, апостолом раман. Это Пликт, добрая лютеранка, научила Валентину смотреть на жизнь Эндера с позиций религии. Покой и размеренность семейной жизни, чудо появления пятерых детей подтолкнули Валентину если не к догме, то к вере.

И на детях это сказывалось тоже. История про дядю Эндера, поскольку ее нельзя было рассказать чужому, приобрела несколько сверхъестественные тона. Сифте, старшая дочь, особенно заинтересовалась, и даже потом, когда ей исполнилось двадцать и детское, не задающее вопросов обожание Дяди Эндера прошло, он все еще оставался центром ее жизни, легендарным человеком, все еще живущим на планете, до которой не так уж далеко лететь.

Она не говорила с матерью и отцом, но доверилась своей учительнице.

— Когда-нибудь, Пликт, я встречу его и стану помогать ему в работе.

— Что заставляет тебя думать, что он нуждается в помощи? В твоей помощи? — Пликт относилась к людям скептически, чтобы заслужить ее уважение, нужно было очень много сделать.

— То, что в первый раз, в самом начале, он тоже не был один, разве не так?

И мечты Сифте летели вдаль, прочь от ледяных скал Трондхейма, к далекой планете, на которую еще не ступила нога Эндера Виггина. «Люди Лузитании, вы даже не подозреваете, какой великий человек ступит на вашу землю и возьмет на себя наше бремя. И я пойду за ним, когда настанет время, даже если это случится поколение спустя. Будь готова, встречай меня тоже, Лузитания!»

А в космосе, на корабле, Эндер Виггин и не знал, мечты скольких людей он везет с собой. Для него прошло всего несколько дней с тех пор, как он оставил Валентину плачущей на причале. Он не знал имени Сифте, для него она была зародышем в животе Валентины — не более того. Он только начал ощущать боль потери, которая для Валентины уже прошла. И мысли его были далеки от племянников и племянниц, живущих во льдах Трондхейма.

Он думал об одинокой измученной девочке по имени Новинья, о том, как она изменится за двадцать два года, которые пройдут на планете за время его путешествия, гадал, кем она будет, когда они встретятся. Потому что он любил ее, как только можно любить человека, и котором видишь самого себя в минуту самого большого горя.

Судя по всему, свинксы сталкиваются с представителями других племен только во время войны. Когда они рассказывают друг другу истории (обычно в дождливую погоду), это чаще всего повествования о сражениях и героях. И завершается рассказ смертью, и для героя и для труса. Если верить этим историям, свинксы не рассчитывают уцелеть на войне. И они никогда не выказывали даже намека на интерес к самкам врага, не говорили ни об убийстве самок, ни об изнасиловании, ни о рабстве — традиционное обращение людей с женами погибших солдат явно не свойственно свинксам.

Значит ли это, что между племенами вовсе нет генетических контактов? Отнюдь. Возможно, генетический обмен производят самки. Какой-нибудь традиционный праздник, обмен услугами. В обществе свинксов самцы полностью подчинены самкам, и поэтому обмен может легко происходить без ведома самцов или они настолько стыдятся его, что избегают говорить о нем с нами.