валяются! – Он принялся собирать обломки. – Смотри, какие суповые миски из этого можно сделать, – и он поднял орех, расколотый на две ровные половинки, действительно похожие на круглые чаши.

Но Диана совсем не интересовалась кухонной посудой. Она упрямым движением откинула светлые волосы со лба и прохрипела:

– Прощай, Томас!

– Что такое?! – всполошился мальчик.

– Я снова полезу наверх! – сказала Диана и уже ухватилась за ствол.

– Нет! – крикнул Томас вдогонку. – Нет! Я тебе не разрешаю!

Он грозил и умолял у подножия пальмы, а Диана между тем снова рвалась в бой. Томас решил оставаться с ней, что бы ни случилось. Он прикрыл голову обеими руками в уверенности, что сейчас снова разразится ад – а чего еще следовало ожидать? – и Диана опять рухнет вниз.

Но ничего такого не произошло. Воцарилась выжидательная тишина. Диана осторожно карабкалась все выше, присматриваясь к врагу. Обезьяны, казалось, попрятались. В ней теплой волной поднялось великолепное чувство победы. Но потом – как раз в тот момент, когда она уже уверенно протянула руку, чтобы сорвать орех, это и случилось: над ней раздалось фырканье, хрип, и когда она с ужасом подняла голову, то прямо над собой увидела искаженную яростью морду обезьяны. Это был очень крупный экземпляр: старый, могучий обезьяний дед, сильный, как медведь, с косматой черной шерстью, большими ладонями и ступнями, которыми он властно сжимал ветки. Диана, вообще-то привыкшая в цирке ко всему, еще никогда не видела перед собой такой грозной опасности. На мгновение ее оглушил страх. Она знала, что это чудовище одним ударом своей волосатой лапы может ее убить. У нее потемнело в глазах.

Потом обезьяний вожак внезапно придвинул голову вплотную к девочке, хриплое дыхание чудовищной пасти горячо ударило ей в лицо, и это снова привело ее в чувство. Великан оскалился, блеснули его желтые клыки, и Диана пулей соскользнула по стволу вниз.

– Идем, – без выражения скомандовала она Томасу, который улыбался ей, не ведая о сцене наверху.

Диана подхватила лямки своего рюкзака и побежала – волоча за собой громыхающие кокосовые орехи. Томасу оставалось только поспевать за ней. Когда он наконец ее догнал, то в замешательстве увидел ее слезы. Диана плакала! Он не знал, что и сказать. Диана, эта гордая, эта храбрая, более ловкая, чем все мальчики, скакавшая на коне с обезьянами на подошвах, – Диана плакала! Томас был в растерянности. Он не догадывался о том, что она пережила на верхушке пальмы, и не хотел ее расспрашивать. Он молча шагал рядом, стараясь даже не смотреть в ее сторону, чтобы она не подумала, что ему доставляет удовольствие быть зрителем этого позорного события. Но Диана нисколько не стыдилась своих слез. Она их даже не вытирала, и ей, казалось, нисколько не мешало, что Томас их заметил.

– Ты бы его видел, – сказала она через некоторое время, – ты бы тоже удрал!

– Да сразу же! – подтвердил Томас, радуясь, что она снова заговорила. – Удрал бы не оглядываясь!

Но поскольку он не знал, кого она имеет в виду, то уточнил:

– О ком ты говоришь?

– О главной обезьяне, – сказала Диана. Голос у нее немного дрожал. – Таких великанов, как он, просто не бывает! Он хотел меня сожрать, уже и пасть раскрыл.

Теперь Томас приблизительно понял, что произошло на верхушке пальмы. В нем шевельнулось доселе незнакомое чувство, что он должен защитить Диану. Это была его задача, чтобы с ней больше никогда не случилось ничего подобного.

– Я поговорю с Оливером, – сказал он по-мужски. При этом его звонкий голос опустился до басовых нот. – Тебе больше нельзя лазить наверх. Уж как-нибудь обойдемся без кокосовых орехов!

Диана резко повернулась к нему.

– Попробуй только сделай это, – пригрозила она. – Тогда между нами все кончено! Никто не должен об этом знать; ты думаешь, я позволю, чтобы надо мной смеялись?

– Но, Диана, – Томас в странном приступе рассудительности обратился к взволнованной Змеедаме, – не будь такой упрямой. Ты сама говоришь, что он хотел тебя сожрать. А вдруг он так и сделает, это же никуда не годится!

Диана молчала. Она снова по привычке взяла в зубы кусочек древесины.

– Это пригодится. Мы что-нибудь придумаем, чтобы отвлечь этого обезьяньего вождя. Ты должен будешь его чем-нибудь занять, понимаешь? Тогда он забудет про меня, и я смогу быстро сгонять наверх, он и не заметит, что я была наверху.

Томас наморщил лоб и задумался, чем бы он мог занять вожака обезьян. Ему ничего не приходило в голову. В этот момент они встретили Клаудиа; она возвращалась к лагерю. Малышка тянула за собой целый шлейф плетенных из лыка кос, втрое длиннее ее самой.

– Ну что, хороший сняли урожай? – радостно спросила она. Так ее отец осенью всегда кричал крестьянам, когда скакал с ней верхом по убранным полям.

– Превосходный, – сказала Диана с такой лучистой веселостью, что Томас с удивлением обнаружил: неправда, что по ней всегда видно, когда она врет. Прекрасно у нее это получается.

Уже подходя к плато, они встретили Зеппа и Пауля, которые тащили к лагерю длинные деревянные колья. Те доложили, что подготовительные работы к строительству дома идут хорошим темпом и что они все скоро смогут спать в хижине. Наверху у костра царило оживление: Оливер не поймал ни зайца, ни кролика, а только что вернулся с черепахой средней величины, и Лина встретила его упреками. Она ругала его как повариха, которой насыпали в сахарницу соль.

– Я подаю в отставку, – возмущалась она, – я стою здесь полдня и жду, а мне за пять минут до обеда приносят в котелок какую-то жалкую черепаху!

Штефан успокаивал ее и обследовал запас консервов из спасательной шлюпки.

– Зато будем сегодня питаться деликатесами, – утешал он Лину. – Я за куриное рагу.

Оливер сел в сторонке и зажал голову ладонями. Таким его застала Катрин, вернувшись от ручья, где провела все утро, моя свои рыжие волосы и стирая несколько пар носков. Она озабоченно склонилась к Оливеру:

– Что с тобой? Смотри не заболей. Болеть позволительно всем, кроме тебя! Без тебя все развалится.

Мальчик поднял голову. Лицо у него было бледно-зеленое.

– Мне уже лучше, но к этому надо привыкнуть.

– К чему? – спросила Катрин.

– К убийству, – пробормотал Оливер. – Эта черепаха… Лина сегодня вечером сварит из нее суп. А она, знаешь, приползла ко мне со всей доверчивостью. И когда я замахнулся, она втянула голову в панцирь; думала, наверное, что с ней ничего не может случиться. – Оливер сглотнул: – Из нее вытекло столько крови, она так долго не умирала… – Он издал стон. – У нее были золотые глаза, – добавил он и вынужден был высморкаться.

Катрин серьезно кивнула: