Я рассказываю эту метафору моим клиентам в процессе модерации сессий по выработке решений. Хорошее решение в процессе созревания проходит разные этапы. Бывает этап индивидуального осмысления, бывает этап группового сбора информации, бывают горячие дискуссии, сомнения. Если все присутствующие на совещании работают, а не просто присутствуют, то, как правило, бывает очень шумно. И наступает такой момент, когда нужно сделать паузу и побыть в тишине, чтобы прислушаться к интуиции, к сигналам нашего бессознательного, к тихому звону горшочков из-под меда, уловить который в шуме и гаме невозможно.

A еще эта метафора – про ограниченность сознания и безграничность бессознательного. Милтон Эриксон свято верил (и я полностью разделяю его веру), что в бессознательном есть ответы на все вопросы, есть все подсказки, есть все, что необходимо для счастья, здоровья и успеха.

Завершая раздел о метафорах и иносказаниях, хочу привести еще один пример: рассказ Роберта Шекли[23] «О высоких материях». Метафора здесь так хороша и многогранна, что я не буду снабжать ее комментариями, а предоставлю это вам в качестве домашнего задания.

Мортонсон прогуливался тихо-мирно по безлюдным предгорьям Анд, никого не трогал, как вдруг его ошарашил громоподобный голос, исходивший, казалось, отовсюду и в то же время ниоткуда.

– Эй, ты! Ответь-ка, что в жизни главное?

Мортонсон замер на ходу, буквально оцепенел, его аж в пот бросило: редкостная удача – общение с гостем из космоса, и теперь многое зависит от того, удачно ли ответит он на вопрос. Присев на первый же подвернувшийся валун, Мортонсон проанализировал ситуацию. Задавший вопрос – кем бы он ни был, этот космический гость, – наверняка догадывается, что Мортонсон, простой американец, понятия не имеет о главном в жизни. Поэтому в своем ответе надо скорее всего проявить понимание ограниченности земных возможностей, но следует отразить и осознание того, что со стороны гостя вполне естественно задавать такой вопрос разумным существам, в данном случае – человечеству, представителем которого случайно выступает Мортонсон, хотя плечи у него сутулые, нос шелушится от загара, рюкзак оранжевый, а пачка сигарет смята. С другой стороны, не исключено, что подоплека у вопроса совсем иная: вдруг, по мнению Пришельца, самому Мортонсону и впрямь кое-что известно насчет главного в жизни, и это свое прозрение он, Мортонсон, способен экспромтом изложить в лаконичной отточенной фразе. Впрочем, для экспромта вроде бы уж и время миновало. Привнести в ответ шутливую нотку? Объявить голосу: «Главное в жизни – это когда голос с неба допрашивает тебя о главном в жизни!». И разразиться космическим хохотом. А вдруг тот скажет: «Да, такова сиюминутная действительность, но что же все-таки в жизни главное?». Так и останешься стоять с разинутым ртом, и в морду тебе шлепнется тухлое эктоплазменное яйцо: вопросивший подымет на смех твою самомнение, самодовольство и бахвальство.

– Ну как там у тебя идут дела? – поинтересовался Голос.

– Да вот работаю над вашей задачкой, – доложил Мортонсон. – Вопросик-то трудный.

– Это уж точно, – поддержал Голос.

Ну, что же в этой поганой жизни главное? Мортонсон перебрал в уме кое-какие варианты. Главное в жизни – Его величество случай. Главное в жизни – хаос вперемешку с роком (недурно пущено, стоит запомнить). Главное в жизни – птичий щебет да ветра свист (очень мило). Главное в жизни – это когда материя проявляет любознательность (чьи это слова? Не Виктора ли Гюго?). Главное в жизни – то, что тебе вздумалось считать главным.

– Почти расщелкал, – обнадежил Мортонсон.

Досаднее всего сознавать, что можешь выдать неправильный ответ. Никого еще ни один колледж ничему не научил: нахватаешься только разных философских изречений. Беда лишь, стоит закрыть книгу – пиши пропало: сидишь, ковыряешь в носу и мечтаешь невесть о чем.

A как отзовется пресса?

«Желторотый американец черпал из бездонного кладезя премудрости и после всего проявил позорную несостоятельность». Лопух! Любому неприятно было бы угодить в подобный переплет. Но что же в жизни главное?

Мортонсон загасил сигарету и вспомнил, что она у него последняя. Тьфу! Только не отвлекаться! Главное в жизни – сомнение? Желание? Стремление к цели? Наслаждение?

Потерев лоб, Мортонсон громко, хоть и слегка дрожащим голосом, выговорил:

– Главное в жизни – воспламенение!

Воцарилась напряженная тишина. Выждав пристойную, по его понятиям, паузу, Мортонсон спросил:

– Э-э… я угадал?

– Воспламенение? – пророкотал возвышенный и могущественный Глас. – Чересчур длинно. Горение? Тоже длинновато. Огонь? Главное в жизни – огонь! Подходит!

– Да-да, я и имел в виду огонь, – вывернулся Мортонсон.

– Ты меня действительно выручил, – заверил Голос. – Ведь я прямо завяз на этом слове! А теперь помоги разобраться с 78-м по горизонтали. Отчество изобретателя бесфрикционного привода для звездолетов, четвертая буква Д. Вертится на языке, да вот никак не поймаю.

Мортонсон развернулся и пошел прочь, подальше от неземного Гласа и от высоких материй.

Вы наверняка заметили, что те из рассказанных мной историй, которые произошли с реальными людьми, произвели на вас большее впечатление, чем метафоры и сказки.

В деловом общении реальная история тоже более уместна: она ближе и понятнее, чем любое иносказание, а кроме того, она произошла с людьми, и слушатели могут спроецировать опыт этих людей на свой собственный. Далеко не все и не всегда могут помыслить философски и воспользоваться опытом Винни-Пуха. А вот реальную историю можно применить в любое время и в любом месте, на совещании, презентации или переговорах.

История увлекательна, ее слушают или читают с вниманием, она не вызывает сознательного сопротивления, потому что не относится напрямую к слушателю.

Но иносказания могут также произвести впечатляющий эффект. Дело в том, что и сказки, и жизненные истории сами по себе, без рассказчика и слушателя, одинаково пусты. Метафора оживает и начинает работать, когда эмоция, сопровождающая рассказ, загорается сначала внутри рассказчика, а вслед за ним – внутри слушателя.