— Я надеюсь, ты говоришь об этом чисто гипотетически? — спросила Клодия, вдруг проницательно посмотрев на Августу.

— Абсолютно гипотетически. — Августа беспечно помахала в воздухе рукой. — Мой вопрос возник в результате обсуждения данной темы с некоторыми моими… хм… подругами из «Помпеи», и мы тщетно пытались прийти к достойному выводу о том, что же все-таки следует ожидать от женщины в подобных обстоятельствах.

— Без сомнения, было бы лучше, если бы ты воздержалась от подобных дискуссий, Августа.

Августа стиснула зубы:

— Да, без сомнения. Но все же есть ли у тебя какой-нибудь ответ на мой вопрос?

— Ну, я полагаю, что, в общем-то, предосудительно позволять мужчине целовать себя, однако это не выходит за грань приличий, если ты понимаешь, что я имею в виду. Можно, конечно, пожелать, чтобы данная леди имела более четкие представления о правилах приличия, тем не менее нельзя полностью обвинять ее за один украденный поцелуй. По крайней мере, я бы этого делать не стала.

— Да, вот и у меня точно такое же мнение! — с готовностью подхватила Августа. — И разумеется, замешанный во все это джентльмен не имеет ни малейшего права считать, что данная леди дала ему обещание выйти за него замуж, только потому, что он проявил некоторую наглость и украл у нее поцелуй.

— Ну…

— Господь свидетель, я бродила по саду во время прошлого бала и видела немало леди и джентльменов, которые целовались. И никто из них почему-то не бросался немедленно в зал и не объявлял во всеуслышание о своей помолвке.

Клодия медленно покачала головой:

— Нет, я не думаю, что со стороны джентльмена было бы порядочно считать, что дама уже дала ему твердое обещание, всего лишь обменявшись с ним поцелуем.

Августа улыбнулась, удовлетворенная и успокоенная:

— Конечно же непорядочно! Это в точности соответствует моим собственным умозаключениям, Клодия. И я так рада, что наши мнения совпадают!

— Но, разумеется, — рассудительно продолжала Клодия, — если было что-то еще помимо поцелуя… то обстоятельства приобретают совсем иную окраску.

Августа вдруг почувствовала головокружение.

— Неужели?

— Да, совершенно определенно. — Клодия отпила чаю, обдумывая тонкости гипотетической ситуации. — Совершенно определенно! Если указанная дама ответила на подобные ухаживания со стороны джентльмена и проявила хотя бы какой-то намек на страсть, то есть позволила ему, например, гораздо большую близость или же каким-либо образом поощрила его…

— Да? — вырвалось у Августы, которая была в ужасе от того, в каком направлении пошла их беседа.

— Тогда, по-моему, было бы только справедливо, если бы указанный джентльмен счел указанную даму ответившей на его чувства. И у него были бы все основания полагать, что она уже самим своим поведением как бы дала слово стать его невестой.

— Понятно. — Августа мрачно уставилась на лежавшую у нее на коленях книгу. Перед ее мысленным взором вдруг промелькнула во всех деталях сцена на ковре в библиотеке Грейстоуна, когда она лежала в его объятиях. Она чувствовала, как горят ее щеки, и могла лишь молиться про себя, чтобы кузина ничего не заметила и ничего не сказала по этому поводу.

— А что, если указанный джентльмен проявил чрезмерно большую пылкость в своих ухаживаниях? — осторожно вымолвила она наконец. — Что, если он с помощью обманчивых и льстивых уговоров подтолкнул даму к подобному поведению и она, сама того не желая, позволила ему больше, чем хотела бы?

— Истинная леди всегда сама должна отвечать за собственную репутацию, — провозгласила Клодия с высокомерной уверенностью, которая очень напомнила Августе тетю Пруденцию. — Она должна всегда проявлять большую осторожность и вести себя в полном соответствии с правилами приличия, чтобы подобных неприятных ситуаций не возникало вовсе, просто не могло возникнуть!

Августа наморщила носик и промолчала.

— И разумеется, — сурово продолжала Клодия, — если указанный джентльмен из благородного семейства и обладает безупречной репутацией, понятием чести и четким представлением о правилах приличия, то в таком случае все легко встает на свои места.

— Вот как?

— Ну конечно! Сразу выяснится, почему он вдруг решил, что получил определенные авансы. Если он человек чести, то, естественно, проявит благородство и терпение и дождется, когда дама сама выполнит свои обещания. Ее же собственная честь просто не позволит ей поступить иначе.

— Вот именно это-то всегда и восхищало меня в тебе, Клодия. Ты на целых четыре года моложе, однако у тебя такие четкие представления о том, что прилично, а что нет. — Августа открыла свой роман и сдержанно улыбнулась кузине. — Скажи, а тебе никогда не приходило в голову, что жизнь, целиком состоящая из правил приличия, в итоге может оказаться чудовищно скучной?

Клодия искренне улыбнулась:

— Скучать нам, право, не приходится — с тех пор, как ты живешь с нами, Августа. Вокруг тебя все время происходит что-нибудь интересное. А теперь позволь и мне задать тебе один вопрос?

— Какой же?

— Мне хотелось бы знать твое мнение о Питере Шелдрейке.

Августа с удивлением взглянула на нее:

— Но ты же знаешь мое мнение о нем! Это же я устроила твое знакомство с ним. Он мне очень нравится. Он чем-то напоминает моего брата Ричарда…

— Вот это-то как раз меня и беспокоит, — кивнула Клодия. — В нем есть какая-то беспечность, бесшабашность… А в последнее время он стал уделять мне все больше и больше внимания. И я не совсем уверена, стоит ли поощрять его ухаживания.

— Шелдрейк благородный человек и к тому же наследник богатого виконта. У него блестящее будущее. Больше того, он обладает чувством юмора, чего я никак не могу сказать о его друге Грейстоуне.

— Мне кажется, мисс Баллинджер, я еще не говорил вам о том, что познакомился с вашим братом за несколько месяцев до его гибели? — Лавджой улыбался ей, сидя напротив нее за карточным столиком.

— Вы были знакомы с Ричардом? — Августа, давно уже твердившая себе, что ей пора бы выйти из игры и присоединиться к гостям элегантного особняка леди Либрук, изумленно вскинула глаза. Мысли о карточной игре моментально вылетели у нее из головы.

Внутри у нее все сжалось: она ждала, что скажет ей Лавджой. Вот так всегда, стоило кому-нибудь упомянуть имя ее брата, она тут же приходила в неистовство, готовая сражаться, если честь Ричарда окажется задета даже случайно.

Она осталась последней из тех Баллинджеров, кто мог это сделать, и была готова до конца защищать покойного брата.

Она уже с полчаса играла с Лавджоем в карты и вовсе не потому, что была таким уж заядлым игроком. Скорее надеялась подразнить Грейстоуна, который вполне мог нагрянуть сюда в поисках своей невесты. Она отлично понимала, что граф будет рассержен, возможно даже шокирован, столь компрометирующим добродетельную даму занятием, как игра в карты с джентльменом во время официального приема.