И — ты, как если бы ты была со мною всегда… (Пауза.) И еще.

П а н о в а. Говори.

П л а т о в. Мне было двадцать восемь, я шел вечером по гуляющей ялтинской набережной, и не было ни одной женщины от семнадцати до семидесяти, которая не обернулась бы на меня. И не было ничего, что я не смог бы тогда совершить. (Пауза.) Я чувствую себя этим двадцативосьмилетним с тобой.

П а н о в а. Что же тогда… плохо?

П л а т о в. Это и плохо!..

П а н о в а. Объясни.

П л а т о в. Эти твои подруги… Они развлекают тебя, каждая по своей «статье»… Муж — это спорт, здоровье, поездки в горы… И я… А что — я?

П а н о в а. Ты… Вот будем в Париже, и все будет хорошо.

П л а т о в. Да…

П а н о в а. Ты для меня — многое.

П л а т о в. Да-да…

П а н о в а. Очень многое!.. Я сейчас вернусь. Мне должны звонить насчет кафеля.

П л а т о в. Разумеется.

П а н о в а. И, пожалуйста, согласуй директрисе этот приказ. Об увольнении. Сделай это для меня.

П л а т о в. Но…

П а н о в а. О чем мы говорим? Слушай, ты сделаешь это для меня.

П л а т о в (сдаваясь). Ну, хорошо…

П а н о в а. Хорошо?

П л а т о в. Сделаю…

П а н о в а. Сделаешь. До встречи!

П л а т о в. Через пять минут…

П а н о в а. До встречи в Париже!

Панова возвращается от дверей, открывает портфель, вынимает цветы и ставит их перед Платовым.

А ты говоришь!

П а н о в а  уходит. Возвращается  К а л и н к и н.

К а л и н к и н. Владимир Петрович…

П л а т о в (не сразу). Что?

К а л и н к и н. Это я, Владимир Петрович.

П л а т о в (не сразу). Вижу.

Молчание.

К а л и н к и н. Может… сыграть? (Поднимает гитару.)

П л а т о в. Сыграть.

К а л и н к и н. Из первого отделения, из второго?

П л а т о в. Чего?

К а л и н к и н. Говорю, из какого отделения?

П л а т о в. Все равно…

К а л и н к и н (тихо, под гитару поет романс Николая Ширяева на слова А. Фета «Тебя любить, обнять и плакать над тобой»).

Сияла ночь, луной был полон сад,

Сидели мы с тобой в гостиной без огней.

Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,

Как и сердца у нас за песнею твоей…

Это не из концертной программы… Так, для личных друзей…

Ты пела до зари, в слезах изнемогая,

Что ты одна — любовь, что нет любви иной,

И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!..

(Умолк.) Не созвучно эпохе, я понимаю…

П л а т о в (глухо). Играй.

К а л и н к и н (продолжает).

Прошли года томительно и скучно,

И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,

И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,

Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь…

Калинкин умолкает; поднявшийся Платов убирает цветы, принесенные Пановой: сначала кладет их на стеллаж с кубками, потом убирает в ящик стола, наконец — запихивает в самый нижний ящик и прихлопывает дверцу.

П л а т о в. Дурак.

К а л и н к и н. Кто? Владимир Петрович?

П л а т о в. Есть… За что боролись, на то и напоролись. (Пауза.) Играй…

К а л и н к и н. Из другого отделения?

П л а т о в. А ты еще миндальничаешь с ними. Навещаешь за казенный счет… (Пауза.) Закончи песню.

К а л и н к и н (вздохнув, трогает струны).

…Что нет обид судьбы…

…Неожиданно вступает Платов, и Калинкин сразу умолкает, продолжая лишь аккомпанировать… И оба не замечают при этом, что в дверях появляется  П е т р о в а.

П л а т о в (поет, словно припоминая забытые слова).

…Что нет обид судьбы и сердца кручей муки,

И жизни нет конца, и цели нет иной,

Как только веровать в рыдающие звуки,

Тебя любить, обнять и плакать над тобой!..

К а л и н к и н (заметив директора, прижимает струны). Директор…

П л а т о в (никого не видя и не слыша).

…Как только веровать в рыдающие звуки…

К а л и н к и н (в панике). Владимир Петрович…

П л а т о в.

…Тебя, любить, обнять и плакать над тобой…

К а л и н к и н. Эх…

…Прикрывая Платова, Калинкин бросается с гитарой навстречу директору.

К а л и н к и н (лихо, отчаянно).

Ехали цыгане

С ярмарки домой!

Они остановились

Под яблонькой густой!..

П л а т о в (Калинкину). Испортил песню…

К а л и н к и н (вовсю!).

Эх, загулял, загулял, загулял!..

А это, значит, из другого отделения!

…Парень молодой, молодой!..

П л а т о в. Куда тебя?.. (Наконец.) А… Виктория Николаевна?

П е т р о в а. Ничего не может вышибить нас из седла, товарищ Калинкин.

К а л и н к и н (с вызовом). Нам песня строить и жить помогает!..

П е т р о в а (перебивая). Вы позволите переговорить нам с Владимиром Петровичем?

П л а т о в (глянув на часы). Местком…

П е т р о в а. Есть еще несколько минут.

В тишине Калинкин прячет гитару в чехол.

К а л и н к и н. Удаляюсь… Благодарю за внимание!.. (Директору особо.) Благодарю за внимание!.. (Платову.) Ну, вот и все. Прощайте, Владимир Петрович!.. (Выходит.)

П е т р о в а. Приказ о Калинкине подготовлен, я зашла, Владимир Петрович, с просьбой ускорить вопрос.

П л а т о в. Приказ еще не согласован, Виктория Николаевна.

П е т р о в а. С просьбой ускорить: надо успеть окончательно вывесить его до партхозактива. О приказе — говорят.

П л а т о в. Говорят.

П е т р о в а. Говорят и о том, что назревает конфликт администрации с профсоюзом. Нужно ли нам это перед партактивом.

П л а т о в. Не нужно.

П е т р о в а. Есть мнение низового коллектива. Мнение администрации, совпадающее с ним. Вопрос ясен даже самому Калинкину, уверена. Теперь — об активе.

П л а т о в. Остается… час!

П е т р о в а. Люди волнуются.

П л а т о в. Хорошо!

П е т р о в а. Чем?

П л а т о в. Не оказаться бы на улице!.. Да-да, у нас, к сожалению, чуть что — заявление на стол и — в пять других мест, где примут и еще десятку добавят!..

П е т р о в а. Люди волнуются, а ведь при наличии положительного отношения Госкомитета, поддержки обкома, этот партхозактив, как вы его задумали… Если бы реорганизацию вводить обычным, общепринятым порядком, как я предлагала, к тому есть и еще немаловажный резон.

П л а т о в. Какой?

П е т р о в а. Официальные решения сверху воспринимаются, в общем-то, легче принимаемых по собственной инициативе…

П л а т о в. Привычней руки тянуть?

П е т р о в а. Люди не будоражатся при этом.

П л а т о в. Я намерен будоражить людей. Тогда они заработают, как бульдозеры.

П е т р о в а. Буду просить вас, Владимир Петрович, в своем докладе быть… информационней.

П л а т о в. В спорах рождается истина, Виктория Николаевна!

П е т р о в а. Это было у античных философов. Платона, Сократа, Аристотеля. Под безоблачным небом Эллады. Сейчас в спорах рождаются затяжные конфликты, инфаркты и инсульты, и кончается работа. Если же мы разведем безбрежную дискуссию — как нам работать, а это мы пока умеем куда лучше, чем работать, неизбежно будут не только голоса «за», но и голоса «против»…

П л а т о в (хмыкнув). А еще бы! Сокращаются престижные должности, синекуры, права на места в президиуме…

П е т р о в а. …Будут и «против», а этих, к