Нам очень трудно, однако, понять это, так как мы можем представить себе организацию только как производство. Но одно дело производить, а другое организовать. Человеку свойственна первая операция. Она состоит в собирании материальных частей, выделенных таким образом, что их можно включить одни в другие и получить от них общее действие. Эти части, так сказать, располагаются вокруг действия, являющегося наперед их идеальным центром. Словом, производство идет от периферии к центру или, как говорили философы, от множественного к единому. Наоборот, работа организации идет от центра к периферии. Она начинается в пункте, представляющем почти математическую точку, и распространяется вокруг него концентрическими, все расширяющимися волнами. Производство тем энергичнее, чем большим количеством материи оно располагает; оно состоит в концентрации и сжимании. Наоборот, организация походит на взрыв; ей нужно сначала возможно меньшее помещение, минимум материи, точно как будто организующие силы неохотно идут в пространство. Сперматозоид, приводящий в движение эволютивный процесс зародышевой жизни, представляет одну из самых мелких клеток организма, да и то только очень малая доля сперматозоида принимает действительное участие в этом процессе.

Но это только поверхностные различия. Всмотревшись ближе, мы нашли бы, вероятно, более глубокую разницу.

Продукт производства отражает форму работы при производстве; мы хотим этим сказать, что производитель находит в продукте именно то, что он в него вложил. Чтобы сделать машину, он изготовляет ее части одну за другой и потом собирает их; в готовой же машине можно видеть и самые части, и их сборку. Здесь результат вполне представляет работу в целом, и каждой части работы соответствует часть результата.

Я признаю, что позитивная наука может и должна действовать, как если бы организация была такого рода работой. Только при этом условии она может касаться органических тел. Ее задача состоит не в открытии сущности вещей, а в указании возможно лучших способов воздействия на них. Физика и химия уже далеко подвинулись вперед, а живая материя только в той мере подлежит нашему воздействию, в какой мы можем считать его физическим и химическим процессом. Только тогда организация может подвергнуться изучению наукой, когда органическое тело будет уподоблено машине. Клеточки при этом будут частями машины, а организм – их соединением. A элементарные работы, организовавшие отдельные части, будут считаться реальными элементами работы, организовавшей целое. Такова точка зрения науки. Совсем иначе, по нашему мнению, обстоит дело в философии.

Мы думаем, что органическая машина в целом хорошо представляет целое организующей работы (хотя это верно только приблизительно), но части машины не соответствуют частям работы, ибо материальная часть этой машины представляет совокупность не средств, применявшихся при этом, а побежденных препятствий; это скорее отрицание, чем положительная реальность. Мы показали, например, в одной из предшествующих работ, что теоретически зрение способно охватить бесконечное множество вещей, недоступных нашему взору. Но такое зрение не превратилось бы в действие, и оно было бы пригодно привидению, а не живому существу. Зрение живого существа имеет деятельный характер и ограничивается объектами, на которые живое существо может действовать; это зрение, направленное по определенному каналу, и зрительный аппарат представляет простой символ работы канализации. Поэтому создание зрительного аппарата столь же мало объясняется соединением его анатомических элементов, как прорытие канала – доставкой земли, составляющей его стенки. Механическое воззрение гласит, что земля доставлялась воз за возом; телеология добавляет, что земля явилась не случайно, что землекопы преследовали определенный план. Но то и другое учение ошибается, ибо канал создался совершенно иным путем.

Мы приводили более точное сравнение, а именно сравнивали процесс создания природой глаза с простым актом поднятия руки. Мы предполагали, однако, что рука не встречает сопротивления. Но допустим, что рука двигается не в воздухе, а среди железных опилок, сжимающихся и сопротивляющихся по мере ее движения. В известный момент силы руки будут истощены; в этот момент опилки соединятся и сольются в определенную форму, а именно в форму остановившейся руки и прилегающей к ней части тела. Предположим теперь, что рука и прилегающая к ней часть тела остаются невидимыми. Тогда зрители будут искать в самих опилках и во внутренних силах их скопления причину этой формы. Одни отнесут положение опилок к действию на них соседних опилок, это сторонники механического объяснения. Другие укажут, что план целого руководил подробностями этих элементарных актов, это будут сторонники целесообразности. Но в действительности здесь был только простой нераздельный акт движения руки в опилках; необъятные подробности движения опилок и порядок их окончательного расположения отрицательно выражают, до некоторой степени, это нераздельное движение, которое есть целостная форма сопротивления, а не синтез положительных элементов действий. Если поэтому мы назовем следствием расположение опилок, а причиной движение руки, то можно, в сущности, сказать, что следствие в целом объясняется причиной в целом, но части причины нисколько не соответствуют частям следствия. Другими словами, ни механическое учение, ни телеология здесь неуместны, и нужно прибегнуть к особому способу объяснения. В той гипотезе, которую мы предлагаем, отношение зрения к зрительному аппарату приблизительно то же, что и отношение руки к железным опилкам: она намечает, канализирует и ограничивает их движение.

Чем значительнее усилие руки, тем дальше она подвигается в опилках. Но где бы она ни остановилась, опилки там мгновенно и автоматически уравновешиваются и координируются между собой. То же относится к зрению и его органу. Соответственно тому, насколько подвигается вперед нераздельный акт, образующий зрение, материальность органа составляется из более или менее значительного числа взаимно координированных элементов, причем порядок их по необходимости полный и совершенный. Он не может быть частичным, так как, повторяем, порождающий его реальный процесс не имеет частей. С этим не считаются ни механическое учение, ни телеология, и мы также не обращаем на него внимания, когда мы удивляемся чудесному строению инструмента, подобного глазу. В основе этого удивления всегда лежит мысль, что только часть этого устройства может быть осуществлена, а полная реализация возможна только при помощи чуда. Сторонники целесообразности пускают его в ход только однажды, в качестве конечной цели, механическое учение применяет его маленькими дозами при действии естественного отбора, но и те и другие видят в этом устройстве нечто положительное, а вследствие этого в причине его нечто способное к подразделениям, заключающее всевозможные степени законченности. В действительности же причина более или менее интенсивна, но она может произвести свое действие только целиком и в законченном виде. Смотря по тому, как далеко она пойдет в отношении зрения, она даст простые пигментные пятна низшего организма, или зачаточный глаз Serpule, или дифференцированный глаз альционы, или удивительно совершенный глаз птиц; но все эти органы, очень неодинаковые по сложности, необходимо представляют одинаковую координированность. Вот почему два животных вида могут быть очень далеки друг от друга, но если у того и другого движение по направлению к процессу зрения пошло одинаково далеко, то у них будет один и тот же зрительный орган, ибо форма органа только выражает ту меру, в какой происходило упражнение функции.