— Прокурор? — На лице Арбузова отражалась вся гамма чувств, которые возникают при нелегком выборе.

— Конечно. Убийство же.

Арбузов вздохнул и с видом прыгающего в ледяную воду подписал рапорт. Спускаясь по лестнице, Максаков глянул на мятый лист и усмехнулся, «Разрешаю до 9.30. 18-го декабря».

На улице снова неприятно заломило шею. Последние фонари погасли. Колючий ветер атаковал с прежней силой. Темный сквер непроглядно громоздился напротив входа. По улице шли, борясь с ветром, несколько прохожих. Несмотря на седьмой час вечера в пятницу, город поражал пустынностью. Пронзительный холод и темнота разогнали всех по домам. Максаков быстро шел вдоль стены, пытаясь что-то разглядеть в окружающем черном пейзаже. В арке его догнал слепящий фарами «жигуленок» ОУР.

— Во дела! На Невском темно, как на лесной просеке. Хорошо еще рекламы светят, — весело поделился молодой вихрастый водитель. С заднего сиденья вылезли Колесов и Парадов.

— Иваныч! Ты только приехал?! — Максаков присвистнул.

— С тебя причитается. Пять часов говорильни без обеда и перекуров. — Иваныч потянулся. — Как всегда — бред.

Они подошли к лестнице.

— О чем хоть совещались?

— Обо всем и ни о чем! — поддержал Иваныча Парадов.

На подоконнике второго этажа сидел Шохин и загадочно улыбался. Максаков сразу все понял.

— Получилось?

— Тс-с… — Саня приложил палец к губам. — Явку пишет. Не спугните.

Лицо у него было слегка очумелое, но очень довольное. У Максакова улучшилось настроение. Главным образом из-за этого шохинского лица. «Я успеваю улыбнуться — я видел, кто придет за мной».

Опера толпились в коридоре. К потолку клубами поднимался сизый дым.

— Заходите! — Максаков отпер дверь. — Андронов, возьми рапорт и вези в восемьдесят седьмое. Прямо сейчас!

Подошел Гималаев.

— Паша! Тебя жена искала. У Юрки температура.

Колесов вздохнул и посмотрел на Максакова.

— Можно я сразу поеду? Срочного ничего?

Тот махнул рукой.

— А если бы и было? Езжай, конечно.

В кабинете, как всегда, трезвонил телефон.

— Да?

— Как дежурство? Можешь говорить? — У Татьяны, похоже, было хорошее настроение.

— Конечно. — Он жестом показал, чтобы опера рассаживались. — Все как всегда.

— Меня на ученом совете похвалили, — сообщила она.

— Молодец! — Он искренне обрадовался. — Хотя меня это не удивляет.

— Приезжай ужинать, — предложила она, — я рыбу под майонезом сделала.

Отдел полностью расселся.

— С удовольствием, только мне сестру надо из театра забрать около десяти.

— Успеешь.

— Договорились. Буду выезжать — позвоню.

Он положил трубку.

— Все собрались?

— Все.

— А где Жгутов с Венгеровским?

— В бане, в засаде.

— Уже, наверное, засадили!

— Нет, чистоплотные очень, моются.

Он жестом остановил поток острот.

— Не буду мучить на тему, кто чем занимался. Дежурные на выходные в курсе? Вопросы? Тогда — все.

Зазвонил прямой телефон точно на этих словах. Все моментально умолкли.

— Приехали, — констатировал Шаров. — Однажды в пятницу вечером…

— Двойник-огнестрел, — предположил Толя Исаков.

— Заткнись, дурак!

Максаков снял трубку.

— Ну что, сглазил? — Голос Вениаминыча был просто усталым, других ноток в нем не прослушивалось. — Собирайся. Днепропетровская семь, квартира восемьдесят три. Труп с колото-резаными после пожара. Медик поехал. Прокуратура сейчас будет.

— Шефам сообщил?

— Грач в курсе.

— Понял. Еду.

Отдел молча ждал, пока он повесит трубку.

— Есть добровольцы поработать?

Секундная пауза. Он знал, что вечер пятницы — святое время. Завтра семьи, дети, проблемы, магазины, ремонты, дачи, а сегодня несколько часов отдыха со сладкой перспективой двух выходных впереди. Если, конечно, ничего не случится. Случилось.

— Ну я съезжу.

Он не сомневался, что Игорь скажет это первым.

— Мы, мы останемся! — Казалось, Дронов и Велиготская только и ждали сигнала.

— Я могу, — кивнул Дударев.

— Достаточно! — Максаков остановил очередных желающих. — Еще Андронов дежурит, и Шароградский с ним в восемьдесят седьмом. Остающимся пять минут на сборы. Остальным — спасибо, и дуйте по домам. Кстати, не советую злоупотреблять. Город сегодня ночью фактически без света. Заблудитесь, замерзнете.

В кабинете остался только Игорь. Максаков снова взялся за телефон.

— Зайчик, я не смогу приехать на ужин.

— Как хочешь.

Его приводило в бешенство это деланно-холодное безразличие.

— У нас убийство.

— Конечно.

— Ты же понимаешь…

— Конечно. Работа превыше всего.

— Я позвоню позже.

— Как хочешь.

Аппарат едва не треснул от брошенной с размаха трубки. Он достал сигарету, но зажигалка щелкала вхолостую. Игорь протянул свою.

— Съезди. Я тебя подстрахую.

Первая же затяжка успокоила разгулявшиеся нервы.

— Тебе и так придется меня подменять — мне за сестрой в театр.

— Без проблем.

Максаков в несколько затяжек докурил сигарету и полез за своим пальто.

— Игорь! Почему она, как глухая? Ведь работу мою не по книжкам знает. Сама сколько лет…

— Именно поэтому. Ее и так все это достало, а еще и ты идешь по такому же пути. Она считает, что слепой и глухой — ты, раз не хочешь понять, к чему все катится.

Они подошли к дверям. Максаков достал ключи и выключил свет.

— Кто прав?

— Оба. Я пошел одеваться.

В темноте кабинета зазвонил телефон. Тоненько, жалобно и призывно. Он подумал и, не зажигая света, вернулся к столу. Хотелось, чтобы это была Татьяна. От окна нещадно сквозило. У пожарников зашипел мегафон:

— Дежурному наряду пройти на ужин.

— Алло?

— Мишка, это я! — Голос Радимовой частично заглушала орущая музыка. — Слушай! Такие отличные ребята! Мы все решили! Сейчас с ними в боулинг играем, а на одиннадцать баня заказана. Может, приедешь?!