Княжеский полусотник спешился, достал огниво, застучал кресалом, раздул трут, подпалил от него бересту, от бересты фитиль — обычную толстую пеньковую веревку. Прошел от холопа к холопу, самолично поджигая каждому фитилек в глиняном пузырьке с небольшими отверстиями. Поднялся в седло, вынул из висящего на передней луке чехла пищаль, поднял прижимную планку с затравочной полки, сыпанул из пороховицы немного черных гранул, прижал их планкой, поправил в зажиме фитилек:

— Сделано все, княже!

— Тогда вперед… — Зверев ощущал себя закоренелым перестраховщиком, но опыт предыдущих походов подсказывал, что намного безопаснее перебдеть, чем прозевать. Ну, сгорит у холопов лишний локоть фитильной веревки, так ведь ему цена — две деньги в базарный день.

— Под теми деревьями Тысья течет, — указал на узкий длинный ивняк проводник. — Ближе держаться надобно. Дабы скрыться быстро, коли что не так.

— А мы не зайцы, — поправил бердыш за спиной Андрей, — чтобы по кустам прыгать. Обойдемся.

— Татары вперед дозоры большие выпускают, — явно обеспокоился отвагой спутников стрелец. — Дабы с нашими разъездами сторожевыми точно управиться. Тут лучше спрятаться и тревогу поднять, нежели сгинуть без смысла.

— Тревога уже поднята, служивый, — хмыкнул князь. — И даже смерды дальние о том упреждены. Так что погибать можешь без опаски. Зря ты пищаль не взял. Бердыш хорошо, но пищаль лишней тоже не бывает.

Проводник не ответил. И даже двигался где-то с полчаса прямо через степные пологие взгорки. Но потом все же начал забирать все правее и правее. Андрей препятствовать не стал — при дневке все равно к реке придется повернуть, к водопою.

Лошади, утомленные предыдущей скачкой, шли вяло. Всадники их особо не понукали. Случись чего — хоть немного отдохнувшие скакуны куда полезнее загнанных. Степь наполняло стрекотанье кузнечиков, с разбойничьим посвистом носилась над головой какая-то пичуга, запахи трав и цветов казались столь густыми — хоть в бутылки на зиму запасай. Солнце пропекало тело даже сквозь кольчугу и поддоспешник — страсть хотелось купаться.

— Вода, наверно, еще холодная, — вырвалось у Зверева.

— Ничего, не запарим, — по-своему понял его проводник. — Вскорости береза видна будет. Так возле нее пляжик пологий. Для водопоя самое удобное место.

— Никак скачет кто? — поднялся в стременах Полель. — Вон, затемнело что-то у окоёма.

На самом краю горизонта и вправду появилось некое темное пятно, хорошо различимое на ярко-зеленом фоне.

— Может, из смердов кто к Рязани катится? — предположил Илья. — Зря их, что ли, предупреждали?

— Может, и смерды, — согласился Зверев. — Может, и к Рязани. Может, и прикрыть их от татей близких? Татары, подозреваю, совсем недалече уже.

— Коли обоз, то едут медленно, — сказал стрелец. — После дневки нагоним без труда.

— Да? — покосился на него князь. — А ну, мужики, фитили у пищалей запалите! Глянем давайте, что это за путники такие в наших краях?

Он первым достал фитильницу, раздул пеньковый жгутик, перенес огонь к зажиму пищального замка, а потом пнул пятками бока лошади:

— Н-но, родимая!

Дозор перешел на широкую рысь — не самую быструю, но и скакунов сильно не утомляющую.

— Тоже заметили, — сказал остроглазый Полель. — Тоже навстречу скачут. Толпа, однако, изрядная.

Кованые конские копыта стремительно втаптывали траву в землю, птицы и кузнечики смолкли, почуяв неладное, и даже запахи куда-то пропали — Андрей их больше уже не замечал. Скачущий навстречу отряд увеличился в размерах, и теперь было ясно, что это и вправду татарский передовой разъезд: полсотни легких копейщиков, что должны истреблять замеченные русские дозоры, редко превышающие числом пять всадников.

— Над ушами лошадиными цельтесь! — крикнул холопам князь. — Над самыми ушами!

Полверсты — татары сбились плотной массой, стремя к стремени, опустили копья. Холопы тоже подтянулись ближе друг к другу, но мчались на врага одной широкой цепью.

Четверть версты — скакунам передалась нервозность всадников, и даже без понукания они начали разгоняться все быстрее и быстрее.

Двести саженей…

— Над ушами! — снова крикнул Зверев, бросая поводья, подхватил двумя руками пудовую пищаль, направляя на разбойников.

Сто саженей…

— Огонь! — Он нажал на спуск. Прижимная планка поднялась, вместо нее на полку упал тлеющий фитиль. Порох с легким шипением превратился в белое облачко.

Семь десятков сажен…

Вправо от фитиля из запального отверстия вытянулась длинная и тонкая огненная игла.

Полста…

Пищаль наконец-то оглушительно жахнула дымом и едва не оборвала руки, выплевывая вперед пучок из двенадцати свинцовых шариков диаметром с мизинец. На таком расстоянии они успели разлететься в конус не меньше сажени шириной. Промчавшись через дымное облако, Андрей увидел, как выплеснулся кровавый фонтанчик из головы одной лошади, появилась алая полоса на шее соседней, как у всадников на этих скакунах дрогнули халаты от свинцовых ударов по груди и животам, как пролетевшие между ними остальные картечины ровной прямой линией пропечатались на переносице, шее, груди, на голове татарина, шедшего во втором ряду, и шее его лошади.

В тот же миг оглушительно жахнули остальные пищали припозднившихся на секунду холопов — и оба передних ряда басурманского отряда закувыркались, изрешеченные смертоносным ливнем. Мгновение спустя о неожиданно возникшее препятствие начали спотыкаться крымчаки, несущиеся следом. Но не все — некоторые успевали перескочить сраженных подельников, посылая коней в последний рывок.

Отпустив пищаль, Андрей рванул из-за плеча бердыш, отмахнул им копье, направленное ему в грудь проносящимся слева татарином, попытался обратным движением перерубить ему лицо, но степняк прикрылся щитом. От пики того, что наскакивал справа, князь успел только загородиться широким лезвием. Но трехгранный наконечник клюнул вниз, уйдя глубоко под седло, в лицо брызнула кровь: верный Пахом, по-прежнему предпочитающий рогатину новомодным изобретениям, насадил разбойника на копье.

Лошадь ушла вниз, и князь, чтобы не быть придавленным, освободил ноги из стремян, качнулся сторону, кувыркнувшись прямо под копыта встречной лошади — но успел махнуть под округлые колени бердышом, и она споткнулась, пролетая дальше. Зверев вскочил буквально перед чьей-то мордой, рубанул, отскакивая, крутанулся в другую сторону, от души съездил проносящегося мимо татарина поперек спины, получил такой же хлесткий удар от кого-то еще — но кольчуга панцирного плетения выдержала.

Впереди открылся простор: татарская полусотня промчалась сквозь его отряд, из холопов дальше проскакали Пахом, Илья, Полель и Сергей, и теперь разворачивали коней для новой сшибки. Князь тоже развернулся.

На месте сшибки из-под самое меньшее трех десятков убитых и покалеченных коней кое-как пытались выбраться еще живые татары и рыжий холоп по кличке Карасик. Чуть дальше разворачивались степняки: их уцелело больше десятка. Пока они не успели вернуться, Зверев запрыгал по тушам, торопливо добивая шевелящихся людей в халатах. На мораль ему сейчас было наплевать: каждый враг, что вылезет, попытается убить или его, или его людей. А басурман против них шестерых и так слишком много. Но всех дорезать не успел — навстречу по поднялся могучий плечистый татарин с длинными усами, свисающими с уголков рта.