Кроме царского чекана и иностранной валюты, в стране были ценности и другого рода. Их не прятали в тайниках под полом, вентиляционных трубах или матрасах. Они блестели у всех на виду обручальным колечком на пальце, простенькой сережкой в мочке уха, цепочкой на шее. Трудно представить человека, у которого не было хотя бы одной золотой безделицы; помноженные же на многомиллионное население Страны Советов, эти валютные россыпи составляли огромное богатство. Это понимали и деятели Торгсина. Заместитель председателя правления М. Н. Азовский (1900–1938), выступая в Смоленске перед директорами магазинов Торгсина, коряво, но точно заметил: «Теперь, товарищи, взять бытовое золото. Если даже взять по одному грамму, по одной десятой грамма на человека, то при 160‐миллионном населении что это значит? То же самое и с серебром».

Авторы торгсиновских планов считали, что к началу 1930‐х годов запасы бытового золота у населения составляли «ориентировочно» 100 млн рублей. Признаваясь, что цифра эта приблизительная, ибо золото, «которое накапливалось веками, не поддается учету», они ожидали, что за первую торгсиновскую пятилетку люди отдадут в Торгсин золотого лома на сумму 55–60 млн рублей. И вновь ошиблись. Однако, в отличие от запасов царского чекана, которые были переоценены, надежды на поступление бытового золота оказались заниженными.

События показали, что были у населения и бриллианты. Из Воронежа, например, писали (ноябрь 1933 года): «Как только в Москве, Ленинграде и Харькове Торгсин начал принимать бриллианты, население города Воронежа ежедневно предлагает нашим скупщикам много бриллиантов». Не имея разрешения, воронежский Торгсин вынужден был посылать людей в другие города. Вот другое свидетельство: «Ростов исстари принято считать самым крикливым городом в смысле нарядов и безделушек, а также ношения бриллиантов, кроме того он является самым спекулятивным городом», а между тем, с обидой писал автор, разрешения принимать бриллианты он не получил. В валютном урожае Торгсина бриллианты, драгоценные камни и платина составили 30 млн золотых рублей.

Размах, длительность и жестокость голода в СССР позволяют предположить, что Торгсин в первой половине 1930‐х годов скупил основную массу валютных накоплений граждан, а итог его работы дает представление о реальных объемах народной кубышки. За время своего короткого существования Торгсин собрал ценностей на сумму более 287 млн рублей (по цене скупки). Согласно официальному обменному курсу, это почти 150 млн долларов США, причем покупательной способности 1930‐х годов! Денежные переводы из‐за границы составляют менее пятой части всего торгсиновского урожая, остальное – внутренние поступления, главным образом сбережения населения.

Золото сыграло главную роль в спасении людей. По стоимости оно составило почти половину (44%) всего валютного урожая Торгсина. За четыре с небольшим года работы Торгсин скупил у населения золота (чекан и лом) на 127,1 млн рублей, или 98,5 т чистого золота – эквивалент порядка 40% промышленной золотодобычи в СССР за период 1932–1935 годов. Торгсин превзошел вольную скупку Госбанка периода легального валютного рынка нэпа, купив у населения монет царского чекана почти на 45 млн золотых рублей. Он вернул государству не только то золото, что было продано населению через биржевых агентов в период валютных интервенций первой половины 1920‐х годов, но и часть накоплений, оставшихся от царского времени. Торгсин обогнал Госбанк и по скупке бытового золота (лома). В то время как Госбанк с 1921 по зиму 1928 года купил у населения лишь немногим более 11 т «весового золота», Торгсин за четыре года работы (1932–1935) скупил почти в шесть раз больше – около 64 т. Золотые изделия, которые из владения семей через Торгсин ушли на переплавку, были в основном работами XVIII–XIX веков18.

При всей приблизительности предварительных расчетов народной кубышки, которые вели авторы торгсиновских планов, и их ошибок в оценке соотношения золотых монет и бытового золота в сбережениях людей, общая сумма скупленного Торгсином золота (127,1 млн рублей), на удивление, оказалась близка к плановым цифрам на первую торгсиновскую пятилетку (130–140 млн рублей). Только выполнена эта пятилетка была на два года раньше срока, не в 1937‐м, а в 1935 году.

После того как золотой потенциал регионов был определен, помещения для магазинов найдены, кадры и планы согласованы, плакаты развешены, началась обыденная жизнь Торгсина. Хозяйство Торгсина было большим и беспокойным 19 . Каждый день приносил новые вопросы. Где принимать ценности – в магазине или специальном помещении? Где хранить продукты, если своих холодильников у Торгсина нет? Можно ли самим регулировать цены в зависимости от спроса? Где найти управу на агентов ОГПУ, которые хватали клиентов прямо в магазине? Путем проб и ошибок, с окриками из Москвы, решениями местной власти и настойчивой инициативой людей Торгсин становился на ноги.

Посещение Торгсина начиналось со скупки, где оценщики принимали ценности у населения. В больших магазинах в крупных городах скупка проходила в специальных комнатах или даже в отдельном здании, но в большинстве случаев столы оценщиков находились в торговом зале магазина. Чем крупнее город, тем больше в нем было торгсиновских магазинов и скупочных пунктов. В октябре 1933 года лишь в одном Ленинграде работали более 20 скупочных пунктов, тогда как во всей Ленинградской области их было только 58.

В крупных городах скупка была специализированной. Там имелись и специалисты по драгоценным металлам, и специалисты по драгоценным камням, работали специальные инвалютные кассиры, а оценщиков поставлял Госбанк20. В глубинке квалифицированных людей не хватало. Где-то вдали от Москвы кассир зарисовывал карандашом в тетрадь попавшую в руки монету или иностранную купюру, тем и руководствовался. Стоит ли удивляться тому, что он порой принимал за настоящие деньги фотографии банкнот, вырезанные из справочных материалов. В провинции штат местного торгсина порой состоял из одного человека, который по совместительству был и директором, и приемщиком, и продавцом, и курьером. Под свою ответственность он хранил ценности дома и раз в месяц за много верст возил их в ближайшее отделение Госбанка, откуда их отправляли в Москву.