– Только то, что он живет в Мехико и что она скучает по нему, – отозвался я.

Чава расхохотался. Я вопросительно посмотрел на него.

– Извините, – сказал он. – Не поверю, что она на этом остановилась. Авали работает врачом, и Сикина очень им гордится. Обычно это первое, о чем она рассказывает людям при встрече.

– Я понимаю, – сказал я, – ей есть чем гордиться.

Помолчав немного, Чава продолжил:

– Когда Авали было лет восемь, он подошел ко мне и сказал: «Папа, я хочу стать доктором и помогать больным людям. Как мне это сделать?» Что я мог ему ответить на это? Ни Сикина, ни я никогда не учились в университетах. Большая часть моей семьи не закончила и младшей школы. Никто из нас не выезжал с Юкатана. Я понятия не имел, как стать врачом. Но малыш Авали, полный своих детских надежд, хотел получить ответ, и я понял, что кое-что знаю. Я усадил его себе на колени и сказал: «Сынок, я знаю, с чего тебе следует начать. Завтра ты пойдешь в школу и будешь слушать все, что скажет учитель. Ты будешь трудиться усерднее, чем обычно. А потом ты придешь домой и расскажешь мне, чему ты научился».

Чава мечтательно улыбнулся, словно вновь видел своего маленького сына перед собой, качнул головой и продолжил:

– Так он и начинал. Про каждый тест, каждое задание я говорил ему: «Сделай как следует, и ты продвинешься еще немного к своей цели стать врачом». Никто из нас не знал всего пути до цели, так что мы сосредотачивались на каждом шаге, который делали. Когда он стал старше, мы советовались со всеми, кого знали, – археологами и научными работниками на площадке, с которыми я работал, с медсестрами и докторами в больницах, даже с туристами, которых встречали около руин или в городе. Медленно, но верно Авали, Сикина и я определяли наши следующие шаги. И прежде, чем я успел опомниться, Авали уже окончил университет в Мехико.

– Маленькие ежедневные шаги могут привести нас к большим свершениям, правда? – спросил я.

– Даже небольшие действия всегда лучше самых смелых намерений, – ответил Чава. – И результаты подтверждают это лучше любых слов.

Как и другие хранители, Чава действительно олицетворял мудрость своего талисмана и воплощал ее в жизнь. Он видел ее в своей работе, в достижениях своего сына.

Но что я мог бы вынести из этого для себя? Я не был уверен, что у меня есть какие-то важные устремления. Раньше я мечтал стать генеральным директором, жить в огромном доме, о «феррари», как у Джулиана.

Но теперь я сомневался. Только у самого аэропорта я смог наконец написать что-то в блокноте. «Отжимания», – написал я. Завтра утром я сделаю двадцать отжиманий. Начну с этого.

Мне было довольно грустно прощаться с Чавой. Он и Сикина очень напоминали мне родителей. И я подумал, что с радостью провел бы больше времени с его семьей. Возможно, добравшись домой, я уже забуду об этом.

Но сейчас я снова отправлялся в неизвестность – на этот раз в Барселону. В аэропорту наконец появилась связь. Я позвонил Аннише, но наткнулся на автоответчик. Я решил написать ей и Адаму еще одно сообщение о моей остановке в Мексике, но, открыв папку входящих, я заметил письмо от Тессы.

Это было странно. На работе у нас не было общих проектов.

Привет, Джонатан!

Сегодня я заходила к Наванг, узнать, когда ты возвращаешься. Она сказала, что не знает. Она думает, что ты вообще можешь не вернуться. Трудно передать, как сильно это меня расстроило. И заставило призадуматься. Не знаю, с чего лучше начать, так что скажу прямо. По офису ходят слухи, что ты собираешься развестись. Возможно, я тороплю события, но мне всегда казалось, что между нами что-то есть. Если ты не собираешься возвращаться к этой работе, я не хочу мучиться сожалением, что мы упустили шанс узнать друг друга поближе. Мне кажется, это пошло бы на пользу нам обоим. Как бы то ни было, я просто хочу, чтобы ты знал, что я думаю о тебе.

Тесса

Когда мне было пять лет, отец взял меня с собой на баскетбольный матч. Хоть это и не был матч НБА, но игра была самой захватывающей из всех, которые я когда-либо видел.

Полуфинал в начальной школе Парквью, где мой отец преподавал в шестом классе. Предыдущим летом я уже бывал там, помогая папе украшать класс к первому учебному дню. Мы с сестрой раскрашивали бумагу, пока отец вешал плакаты с животными и странного вида людьми. На всех плакатах было что-то написано, но я понятия не имел, что именно. Мне ясно было только то, что мой папа, должно быть, настоящий гений, ведь он учит таких взрослых одиннадцатилетних ребят математике, чтению и другим предметам.

Однако во время той баскетбольной игры я впервые заметил, что, помимо преподавательских талантов, он умеет еще многое другое и за многое отвечает. Я сидел на краю длинной деревянной скамейки в огромном спортивном зале. Мальчишки, которые в моих глазах казались большими и взрослыми, – сидели на скамейке. Отец говорил с ними, давая указания. И все они смотрели ему в рот, жадно ловя каждое сказанное им слово, будто он делился с ними тайнами мироздания.

О самой игре я ничего не помню. Единственное, что запало мне в душу, это то, как я гордо выпячивал грудь каждый раз, когда отец говорил со своей командой, и каждый раз, когда он оборачивался ко мне и улыбался.

Однако к четвертому классу, когда игра уже оставалась в далеком прошлом, моя гордость сменилась беспокойством. В тот год моим учителем была миссис Хиггинботтом – дама, которая иногда приходила на работу, забыв снять бигуди на затылке. Она носила столь нелепые наряды, что даже девятилетние мальчишки обращали на это внимание. Мисcиc Хиггинботтом удавалось усмирить класс только с помощью миссис Дорман, которая прибегала на помощь из соседнего кабинета, и частых визитов директора. Но даже постоянная угроза наказаний и дополнительных домашних заданий не мешала нам собираться во дворе на переменах, чтобы придумать ей очередное обидное прозвище. На примере миссис Хиггинботтом мне стало ясно, что учителей совсем не все уважают и что учителя запросто могут стать предметом насмешек.

Я был абсолютно уверен, что мой отец был совершенно не похож на миссис Хиггинботтом, – дети не начинали списывать задания друг у друга, стоило только ему повернуться спиной, и не пытались запудрить ему мозги, уверяя, что он потерял контрольные работы, которые никто даже не думал сдавать. Но я не мог не задаваться вопросом: если такие люди, как миссис Хиггинботтом, могут работать учителями, то что я должен думать о моем отце?

К седьмому классу мои детсадовские представления об отце испарились. Теперь я думал, что он предпочел потратить свою жизнь на возню с малолетками. Отцы моих друзей были докторами и юристами, операторами подъемных кранов и бизнесменами. В конце дня они ехали домой с дорогими портфелями, набитыми файлами, или с белыми касками на задних сиденьях автомобилей. Мой же отец приходил домой со стопкой убогих сочинений о Древнем Египте и ворохом контрольных по дробным числам и десятичным дробям.