– Нет, не обычный, – серьёзно ответила Лена. – К обычным доцентам, и даже профессорам, не набиваются в аудиторию студенты с других факультетов, да так, что яблоку негде упасть! Обычные не ездят на научные конференции за рубеж, не пишут интересных книг… Да и я с обычными не встречаюсь.

Последнюю фразу она выделила голосом, будто подчеркнула.

Трофимов был польщён и взволнован: значит, она тоже рассматривает эту встречу не как рутинное интервью, а как свидание?!

– Давайте лучше не обо мне!

– Давайте! А, кстати, как вы съездили? Было что-то интересное?

– Конечно. И доклады, и экскурсии, и знакомства. Я подружился с профессорами из Англии, Германии, Франции… Мы и жили вместе, и гуляли по Иерусалиму… Это удивительный город, когда там находишься, то не сомневаешься, что Христос действительно ходил по этим улицам, а потом случилось то, что случилось…

– Кстати, а прояснили ли вы что-то с моим вопросом?

– Которым из них?

– Который я задавала на лекции и который мы обсуждали на прошлой встрече. Мне показалось, что вы уходили от ответа. И обещали определиться после возвращения с конференции…

– Вы имеете в виду…

– Я имею в виду оценку известнейшего предательства в человеческой истории. Тридцать тирских шекелей – это много, мало или в самый раз?

– Этот вопрос мне там задавали многократно. Как будто сговорились!

– Но думаю, там вы отвечали откровенней…

– А почему вас так это интересует?

– Я сейчас занялась темой предательства. И его цена – только один аспект моих интересов!

– Иван, ты зачем забиваешь девушке головку всякими глупостями? – раздался сзади густой сочный бас. – Или не о чем больше поговорить с красавицей?

Голос был знакомый, причем настолько, что Трофимов вскочил, развернулся и оказался лицом к лицу с вельможного вида импозантным мужчиной в темно-синем костюме, тщательно отглаженной белой сорочке, с красным шейным платком в распахнутом вороте и вдобавок в шляпе с загнутыми полями: переднее – вниз, на лоб, заднее вверх, над коротко стриженным затылком. Ну, где вы видели в Советском союзе шейные платки и шляпы под костюм? Да еще в ресторане? Такое позволить мог только один человек: профессор Афористов Сергей Ильич, который и стоял перед ним собственной персоной.

Его боялись и уважали. Преклонялись и поклонялись: мировое светило, лауреат всех на свете премий, почетных званий и государственных наград, не связанных, правда, с боевыми действиями. Занимал большие посты «в верхах», ныне зав кафедрой истории ЛГУ. Историк мирового масштаба с фантастической памятью и безграничными знаниями, который, казалось, не столько изучает историю, сколько припоминает ее, как собственное детство или юность… Автор ставших уже классическими трудов по древнему Египту, Палестине и Междуречью…

Масштаб этой личности, ореол ученой славы и скандальности, окружающий ее, вызывал трепетное почтение не только у студиозусов, но и у профессоров, проректоров и даже ректоров ведущих вузов. Высокий, худощавый, с крючковатым носом и цепкими, пронзительными глазами, Афористов – великий и ужасный!

И так же безмерно его боялись. Трепетали. Афористов был знаменит не только своими трудами и открытиями, но и тем, что зарубил добрую сотню диссертаций и добился лишения всех ученых степеней и званий нескольких известных московских академиков, уличив их в еретическом противоречии постулатам исторического материализма. При этом сам никогда не скрывал своего прохладного отношения к догмам марксизма и даже допускал критические высказывания о том, что допускалось только хвалить и возвеличивать… Причем это непостижимым образом сходило ему с рук. И он никогда не боялся ни начальства, ни парткома, ни профсоюзного комитета, ни общественного мнения. Вот и сейчас рядом с ним стояла молоденькая, не больше девятнадцати лет, красивая брюнетка с прической карэ, которая крепко держала его под руку, а он даже не делал попытки освободиться и изобразить, что они только что случайно встретились.

– Знакомьтесь, это Наташа, самая способная из моих студенток, отличница! – перехватив взгляд Ивана, представил спутницу Афористов. – Она действительно очень талантливая, и ее ждет большое будущее! С моей, разумеется, помощью! Я ведь люблю наставлять молодежь на путь истинный!

Девушка заулыбалась и еще теснее прижалась к профессору. На ней было дорогое голубое платье с открытыми плечами и туфли на высоком каблуке, приобретенные явно не без помощи наставника молодежи Сергея Ильича.

– А это Лена Еремина, знаменитая журналистка! Она берет у меня интервью, – сказал Трофимов. – А это знаменитый ученый профессор Афористов…

– Ну, раз мы все такие знаменитые, – с иронией произнес профессор, – то, может, будем сидеть за одним столом?

– Конечно, Сергей Ильич, садитесь с нами!

Сразу стало веселей: профессор рассказал смешной анекдот, официант, не дожидаясь заказа, принес вновь прибывшим коньяк, шампанское и два салата «Столичный». По предложению Афористова, мужчины стоя выпили за прекрасных дам, и даже официант, осознавая важность момента, замер с блокнотом по стойке «смирно».

– Принеси нам, Илюша, цыплят, – небрежно махнул рукой Сергей Ильич, твердо поставив рюмку на стол – будто печать оттиснул. – Скажи Арсену, что для меня. Пусть постарается, я с девушкой…

То, что девушка годится ему в дочери или даже во внучки, профессора совершенно не смущало.

Салаты съели быстро, и коньяк стремительно подходил к концу, хотя запас анекдотов у Афористова был неиссякаем. Но вдруг он посерьезнел.

– Однако, мы вас перебили! Что вы там говорили о цене предательства?

Лена пересказала суть своего вопроса.

– Ну, а что по этому поводу думает специалист в древней истории?

Трофимов вздохнул.

– Сколько можно обсуждать одно и то же? Вопрос уже давно решен. В веках звучит уничижительная фраза: «Продал за 30 сребреников!». То есть задёшево продал свою честь, совесть, достоинство…

– А может, здесь проявляется осуждающая оценка самого факта предательства как такового? – лукаво улыбнулся Афористов.

– Тогда бы и презрительно говорили: «Продал за миллион, ни чести, ни совести…» Только я таких осуждений не слышал!

Афористов кивнул.

– Пожалуй! Большая сумма смягчает оценку предательства…

– Но ведь эта сумма и была большой по тем временам! – вмешалась Лена. – Вы же сами сказали на лекции, что хватило бы купить и баранов, и волов, и разведённую женщину… Для простого человека это были очень приличные деньги! Даже римский воин зарабатывал их два с половиной года!

Отличница Наташа, восхищенно переводящая взгляд с Трофимова на Афористова и обратно, изумленно взглянула на журналистку. Очевидно, по ее представлениям, женщины не должны вмешиваться в споры между учеными мужами. Особенно по вопросам, выходящим за пределы учебной программы вуза. Иван Родионович подумал, что она чем-то похожа на Стрекозу с философского факультета.