Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пустяки! — возразил капитан. — Прилетит вертолет, сбросит продукты и мы заживем как боги. Гораздо хуже, что я лишился очков.
— А где они?
— Да, понимаете, ночью я машинально положил их рядом с собой, как это делаю дома. А вот сейчас, когда из блиндажа вылезали солдаты, кто-то наступил на них, и я долго искал в темноте, пока нашел вот эти жалкие остатки. — Он вынул из кармана роговую оправу без стекол.
Старшина сочувственно крякнул и грозно посмотрел на столпившихся вокруг солдат. Те конфузливо пожимали плечами и отворачивались, только один из них, низкорослый и щуплый, как школьник, насмешливо сказал:
— Подумаешь, очки! Тут скоро концы отдавать будем, а товарищ капитан об очках… — и зло сплюнул под ноги.
Это был рядовой Цвириков, солдат первого года службы, тот самый, что падал несколько раз в торосах на пути к острову, потом горланил «Сарынь на кичку!», а потом, в блиндаже, норовил забиться в самый теплый угол — я приметил его. И мне стало стыдно за него перед капитаном, так стыдно, хоть проваливайся сквозь землю.
Старшина свирепо повел усами, а капитан Шариков спокойно так, негромко спросил в наступившей тишине:
— Как ваша фамилия, товарищ солдат?
— Цвириков, — ответил тот.
— Откуда вы родом, товарищ Цвириков? — спокойно продолжал капитан.
— Ну, из Ленинграда, а что?
— Так… Прошу за мной товарищ Цвириков. Прошу… Прошу…
И они пошли к блиндажу, а вслед за ними двинулись и все остальные.
В блиндаже капитан включил фонарик, осветил надписи и вежливо попросил Цвирикова:
— Прочтите, пожалуйста, мне без очков не видно.
Цвириков прочитал те самые надписи и, присмиревши, отошел в сторонку. Потом надписи прочли все. Проходили мимо капитана и при свете фонарика читали. Один за другим.
…Через полчаса старшина Свист разделил одну селедку и половину буханки на равные дольки и роздал всем пограничникам.
Потом я приказал им почистить оружие и составить его в козлы.
Затем был тщательно осмотрен остров, и на нем были обнаружены еще три блиндажа и не было найдено ни одного клочка земли, куда бы ни попали снаряд или бомба.
А в девятнадцать ноль-ноль, как и положено по уставу, я провел боевой расчет, объявил кто и когда выходит на службу. Был выстроен весь гарнизон, за исключением часового.
Вот так мы и начали нашу службу на острове…
* * *
— А как же с продуктами и всем прочим? — спросил я старшего лейтенанта Гаврилова, когда он кончил рассказывать.
Мы шли берегом залива, по песчаной отмели, и холодные серые волны набегали на нее с глухим шелестом. Погода менялась через каждые пять минут. То солнышко, то тучи, то снег. Свинцовые воды в заливе морщинились белыми гребешками волн.
— Насчет продуктов? — переспросил Гаврилов. — Ну, ясно-понятно, прилетел вертолет, и мы зажили как боги.
— В тот же день?
— Нет, на следующий. В тот день ни один вертолет из-за бурана не мог подняться.
— А море потом замерзло?
— Залив, — поправил меня Гаврилов. — Замерз.
— Скоро?
— Через неделю. Замерз, как миленький. Это вот только в нынешнем году долго не замерзает. Уже март, а мы еще на берегу прохлаждаемся.
— Сожалеете? — неосторожно спросил я.
Старший лейтенант усмехнулся:
— Ну, чего ж тут сожалеть? На берегу все-таки лучше.
Впереди, из-за сосен показалось здание заставы.
Я провел здесь три дня и сегодня должен был уезжать.
— В Ленинград? — поинтересовался Гаврилов, когда я сказал ему об этом.
— В Ленинград.
— Интересный город! — похвалил он и добавил: — Ну что ж, счастливого пути. Кстати, если будет время, зайдите к Валерию Семеновичу Шарикову. Он там живет после демобилизации.
Я записал адрес и обещал зайти. Потом я уехал в Ленинград, а старший лейтенант Гаврилов и его солдаты остались на берегу залива.
ЛИСТОК ЧИНАРЫ
1
Все началось с того, что Иван Пушкарь сорвал с чинары этот злополучный листок. Нет, пожалуй, немного раньше — когда ефрейтор Клевакин заметил на дозорной тропе две человеческие фигуры. И даже еще раньше…
Началось с того, что Баринову, нашему капитану, так и не удалось прилечь после беспокойной ночи. Не успел он стянуть с себя пропотевшую гимнастерку, как позвонили из отряда: часам к двенадцати на заставу приедет фотокорреспондент «Огонька», будет снимать для журнала.
— Ты уж смотри там, не подкачай, — предупредили Баринова.
«Не подкачай» — значит, сам встреть гостя, сам обо всем расскажи и все покажи. Корреспонденты «Огонька» не так уж часто посещают границу. Но сегодня капитану было не до гостей. На рассвете, когда он хотел немного соснуть, дежурный поднял заставу в ружье (пятый раз за эту неделю!), и пришлось бежать в Кривое ущелье, где кто-то оставил следы. Следы оказались медвежьи, но все равно… Мы вернулись измотанные, злые, а капитан только и мечтал соснуть хоть пару часов.
Он потер пальцами воспаленные веки и тихо выругался. «Поспишь тут»… Но, будучи человеком рассудительным, резонно решил: какое дело столичному корреспонденту до того, что через границу шатаются медведи? К тому же, какому начальнику не хочется представить свою заставу в наилучшем виде? А наш капитан был немножко тщеславен.
Когда мы все поднялись, аврал был в полном разгаре. Дневальные мыли полы и подметали двор, на кухне повар поджаривал медвежатину, а всем нам было приказано побриться и подшить чистые подворотнички, надраить пряжки и пуговицы. Мы, конечно, узнали, почему разгорелся сыр-бор, и старались вовсю. Первым навел на себе блеск ефрейтор Николай Клевакин, любимчик начальника заставы. Был он и без того видным парнем, а тут в отглаженной гимнастерке, со всеми значками и медалями выглядел как новенький полтинник. И только Иван Пушкарь стыдливо улыбался и лениво отмахивался:
— Да ну, зачем все это?..
Он так долго возился со своими пуговицами, что Клевакин сострил:
— Эй ты, святая богородица, в рай опоздаешь!
На что Пушкарь добродушно ответил:
— Успею…
К двенадцати часам все было готово к встрече, но корреспондент где-то задержался. Не приехал он и через час и через два.
Жизнь на заставе не останавливается ни при каких обстоятельствах. Настал срок — и дежурный объявил:
— Клевакин и Пушкарь, за получением боевого приказа!
— Пошли, богородица, — вздохнул Клевакин, — так и не удалось тебе сфотографироваться.
— А я и не думал. Больно нужно… — проговорил спокойно Пушкарь.
— Ладно, ладно, не скромничай, — похлопал его по плечу Клевакин, тоже мне красная девица.
Пушкарь приехал к нам недавно и еще не освоился на новом месте. Держался в стороне, стеснительно улыбался по любому поводу, а когда открывал рот, то ляпал с