— это картины по номерам. Их немного, но они добавляют пространству яркости и индивидуальности.

Взгляд цепляет незаконченная работа — девушка с далматинцем, она в основном серая, но есть элементы, как стекающая краска в ярких тонах. Что-то в этой недорисованной картине есть. Может, как и в самой Яне — загадка и недосказанность?

Переключаю внимание на девчонку. Яна лежит на кровати, сжавшись в комочек, и по нос укутанная в одеяло. Рядом, на столике кружка, упаковка жаропонижающего, градусник. Беру его в руки — 39. Блять!

Снова смотрю на Яну.

Разве о тебе некому позаботиться? Почему ты одна в таком состоянии… Внутри что-то неприятно сжимается.

Решаю не будить её прямо сейчас. Не знаю, приняла ли она лекарства, но, судя по вскрытой упаковке — да.

Плетусь обратно на кухню. Васильку очень нужна тёплая еда. Раскладываю продукты, лезу в интернет, чтобы найти рецепт супа. Так, отварить курицу, пассеровать лук и морковь, добавить картошку… Стоп! Пассеровать?

С минуту стою не понимая, что от меня требуется и недолго думая, пишу Арсу:

«Арс, а что такое пассеровать?»

Ответ приходит молниеносно, как будто он ждал моего сообщения с телефоном в руках:

«Ну, это когда она на троечку, с шестерки можно жарить»

И следом ещё одно:

«Ты что, баб снимаешь и без меня?»

Бля-я, почему я решил спросить это именно у него? Ржу про себя, быстро набираю в ответ «суп варю» с кучей смеющихся смайликов, и убираю телефон. Сегодня без пассировки. Нахожу все необходимое для готовки. Судя, по количеству посуды, Яна живет одна, врятли здесь едят по очереди.

Чищу овощи и стараюсь их мелко нарезать. Задачка не из лёгких, особенно когда глаза слезятся от лука, да и суп ты варил последний раз… никогда. Пока я повышал скиллы в резке овощей, бульон почти сварился. Закидываю овощи, ставлю таймер на 20 минут. По его сигналу, наливаю суп в тарелку, которую нашел в шкафу, и возвращаюсь к Яне. Думаю, её не стоит беспокоить и лишний раз вытаскивать из постели.

Захожу в комнату, ставлю тарелку на столик.

Яна лежит в том же положении, волосы разметались по подушке. Легонько касаюсь её плеча:

— Василёк, просыпайся. Нужно поесть.

Она открывает глаза, непонимающе моргает и смотрит на меня затуманенным взглядом.

— Ты всё еще здесь? — голос хриплый, но в нём больше удивления, чем недовольства.

— Суп остынет, — говорю вместо ответа. У меня сердце ходуном ходит, когда я вижу её в таком состоянии. Она всегда похожа на ёжика, который выпустил свои колючки. Но, сейчас, она как котенок, которого выбросили на улицу.

Яна послушно садится, принимает тарелку из моих рук. Ест медленно, но съедает почти всё. Значит, съедобно. Мысленно ставлю себе плюсик, слабо улыбнувшись.

— Спасибо, — шепчет, забираясь обратно под одеяло.

— Давай, я принесу чай с лимоном. Его я тоже купил, не знал есть ли у тебя, — зачем-то начинаю оправдываться.

Она смотрит на меня несколько секунд, а потом слабо кивает. Возвращаюсь с двумя кружками, помогаю ей удобно занять положение на кровати, подняв подушку повыше.

— К тебе сегодня кто-то придет?

Яна непонимающе смотрит на меня, чуть сведя брови к переносице.

— Может, родители? — уточняю, передавая ей чай, а сам усаживаюсь в кресло напротив.

Она в таком состоянии, что лучше бы кто-то был рядом.

Яна замирает, будто я спросил что-то ужасное. Но через секунду я понимаю, что попал в болевую точку.

— Нет у меня родителей, — тихо отвечает она.

Замираю. Я не знал.

— Давно? — не уверен, что она хочет продолжать эту тему, но мне хочется узнать о ней больше. Возможно, так я пойму, как нужно с ней себя вести.

— Давно, — кивает, будто подтверждая тем самым серьезность сказанного. — Не хочу об этом…

Стискиваю челюсть и сжимаю кулаки, потому что именно сейчас во мне закручивается желание схватить её в охапку и прижать к себе. Сейчас она кажется мне ещё более беззащитной. Как она вообще выживает одна?

Яна допивает чай, ставит чашку на столик и скатывается по подушке вниз. Засыпает почти мгновенно. Мне кажется, она думает, что всё это сон: я, суп и наш мини-диалог.

Она вздрагивает во сне, и я на автомате подскакиваю с места и поправляю сползшее одеяло. Не выдерживаю даже расстояния в два шага от неё. Яна ещё секунду ворочается, что-то мурлычет и затихает.

Хочу вернуться в кресло, но вместо этого подхожу ближе и присаживаюсь на корточки около кровати. Позволяю себе вольность и аккуратно провожу тыльной стороной ладони по её щеке.

Она снова что-то шепчет, я наклоняюсь ближе и моё сердце на секунду замирает от слов, которые я не жду.

— Спасибо тебе.

От этой тихой благодарности внутри всё переворачивается. Осторожно целую её в лоб, слабо улыбаясь:

— Спи, упрямая.

Сон Яны неспокойный, она то вздрагивает во сне, то сжимается так, будто её могут ударить.

Не понимаю причину таких реакций, но понимаю другое. Вот оно, моё — «просто хочется». Но, это было тогда. Сейчас мне этого мало. Сейчас мне хочется быть рядом всегда.

Убираю прилипшие ко лбу пряди волос. Кожа под пальцами нежная и горячая. Даже сейчас, больная, с красным носом, она невероятно красивая.

Она вздрагивает от прикосновения, хмурится. Глажу по волосам, успокаивая:

— Т-ш-ш, спи.

Яна моментально расслабляется, утыкаясь носом в подушку. А я понимаю — всё. Попал. По полной программе и на полной скорости.

Глава 18. Яна

Я просыпаюсь и сразу чувствую, голова уже не такая тяжелая. Температура спала, только слабость во всем теле и какая-то вязкая муть в мыслях. Который час? Телефон показывает почти полдень.

Медленно всплывают обрывки вчерашнего дня. Кажется, заходил Макс… Или это был сон? Запах куриного бульона, его прикосновения, его голос. Все как в тумане. В телефоне несколько пропущенных от Игоря.

Открываю сообщения и замираю. «Позвони, как проснешься. Макс». Сердце начинает колотиться быстрее. Значит, не приснилось? Кладу телефон в карман пижамных штанов, не зная, что ответить. Надо собраться с мыслями.

Бреду на кухню, кутаясь в одеяло. Застываю в дверях — на столе одиноко лежит луковица, а под столом пакет с морковкой и картошкой. Так это правда было? Он действительно приходил, кормил меня супом? А я даже толком не помню, что происходило и о чем мы говорили. Кажется, он поил меня чаем, укрывал одеялом. Когда он ушел? Память подкидывает обрывки воспоминаний, что за окном уже светало и тихое "пока".

Щеки начинают гореть, и это уже не от температуры. Он тут