Растерянная и встревоженная, она идет следом. Но адвокат на нее не смотрит.

Что происходит в этом доме? И что могут повесить на кого-то из них? Пожар. Должно быть, речь о нем.

– Вы двое уже собираетесь уезжать? – спрашивает Хави. – Вэл, возвращайся вечером и потусуйся с нами еще немного. Сэкономишь деньги на отель. – Он многозначительно изгибает бровь.

– Я подумаю, – уклончиво отзывается она.

Собеседник напряженно смотрит на Вэл, но затем вновь сонно хмурится. Он ничего не расскажет сейчас. Не при Айзеке.

– Кстати, кто тут бродил посреди ночи? А еще: как настроить чертов кондей? Он жутко морозит и так шумит, что я с трудом заснул. И почему в этом месте нет дверей? Ни одной между шестью этажами! Наши родители что, свингерами были или типа того? Блин, зачем только я это сказал. Мы же спим в их постелях, – Хави морщится, выбирает кружку и наливает себе кофе.

– Ты мне напомнил кое о чем, – Вэл думает о количестве этажей и о статье в Википедии, где говорилось о шестерых друзьях.

– На какие же мысли тебя натолкнуло мое заявление о родителях-свингерах? – он театрально таращит глаза. – Поведай нам!

– Я о другом, – качает головой Вэл. – Кто был шестым участником передачи? И приедет ли на встречу? Или тоже пропал, как и я?

Хави замирает, глядя на нее с выражением очень близким к ужасу, даже расплескивает кофе и начинает ругаться, отдергивая обожженную руку. – Издеваешься? – но это не комментарий насчет происшествия, а вопрос к Вэл.

– Ты правда не помнишь Китти? – спрашивает Айзек. Когда она поворачивается к нему, то видит на его лице пугающее выражение: жалость вперемешку с таким же ужасом, как у Хави. – Я думал, мы просто избегаем разговоров о ней, но…

– Сколько раз повторять, что я всё забыла? – Вэл скрещивает руки на груди, утомленная и раздраженная.

Айзек выставляет ладонь, жестом прося уже открывшего рот Хави помолчать.

– Давай прогуляемся.

Голос звучит с той же интонацией, с которой Глория сообщила работнице, долго искавшей любимого фермерского пса, что того сбила машина. С той интонацией, которую никогда не использовал отец, потому что он держал при себе любую суровую правду, даже если и знал ее.

Сердце Вэл начинает биться сильнее. Сейчас ей сообщат тот страшный секрет, который она ожидала услышать всю свою жизнь. Наконец все выяснится.

– Расскажи, кто такая Китти и почему вы так себя ведете?

Ответ Дженни раздается сзади. Она стоит на пороге комнаты, заспанная, и ровным тоном произносит:

– Китти была самой младшей из нас. И твоей сестрой.

* * *

Камера включается за несколько секунд до освещения. Слышится резкий вдох, словно кто-то с наслаждением принюхивается к запаху. Затем загораются лампочки, позволяя увидеть Маркуса. Он стоит у подножия лестницы, немного сутулясь, и осматривает помещение, после чего неуверенно окликает:

– Эй?

Поблизости никого больше нет, лишь стул установлен напротив стены, где видна камера. Зато на экране…

– А. – Маркус осторожно присаживается, его поза выглядит напряженной и неудобной, а улыбка – нерешительной, с какой машут старому приятелю, сомневаясь, узнает ли он тебя. – Привет. Я не думал, что интервью пройдет в виртуальном формате.

В ответ раздается женский голос. Он немного искажен, напоминая хор, говорящий почти в унисон.

– Я не могу присутствовать лично.

– Странная обстановка. – Маркус рассматривает стену сверху донизу. – Здесь видео транслируется на экран, развернутый вертикально, так что он похож… даже не знаю, на гигантский телефон? Только невероятно тонкий. Никак не могу разглядеть… – он приподнимается и подается вперед.

– Пожалуйста, не трогай.

– Да, конечно. – Маркус снова садится. – Итак, что ты хочешь знать?

– Сначала я представлю тебя, как в настоящем подкасте.

Он опять улыбается, хотя на его лице написано недоумение.

– А это разве не для настоящего подкаста?

– О, да, несомненно. Ладно, поехали. – женский голос меняется, тон становится более высоким, веселым и отрепетированным.

«Напротив меня сидит всеобщий любимец Маркус. Из всех друзей он обладал самым живым воображением и мог притворяться так хорошо, что создавал для нас абсолютно новые миры.

Его огромные карие глаза по-прежнему светятся добротой и мягкостью, а вот кудрявые волосы теперь коротко подстрижены. Если бы вы оказались рядом со мной и тоже могли видеть Маркуса, то почувствовали бы, насколько соскучились по играм с ним. И, не исключено, даже немного разозлились бы на его отсутствие в вашей жизни. Воссоединение с ним заставляет понять, как ранило вас расставание.

Какое-то время Маркус был художником, творцом. Он призывал краски и образы, чтобы выплеснуть их на стены и оживить пустое черное пространство. И иногда даже слишком увлекался, рисовал слишком ярко, теряясь среди созданных персонажей. Тогда Господину Волшебнику приходилось вмешиваться и возвращать художника на землю. Вы помните это? Руку, которая опускалась на плечо юному Маркусу, голову, которая наклонялась к его уху. Он слушался, следовал инструкциям. И когда был частью круга, то вписывался туда идеально.

Наверняка у вас накопилось немало вопросов для моего гостя. Продолжает ли он творить и поныне? Принес ли то волшебство в реальный мир? Вписывался ли куда-нибудь настолько же идеально, как в круг друзей? И был ли когда-нибудь еще так счастлив?»

Улыбка Маркуса примерзает к его лицу, глаза расширяются.

– Я открыта к замечаниям, – комментирует ведущая. – Это всего лишь вступление.

– О, а мы… мы теперь просто разговариваем? Или ведется запись для подкаста? – Он оглядывается по сторонам, не замечая камеры.

– Да, конечно, всё фиксируется. Но что угодно можно отредактировать, чтобы звучало в точности как мы хотим. Как нам понадобится. Поэтому не бойся.

Маркус кивает с озадаченным видом.

– Наверное, просто не ожидал, что будет такое суровое вступление. Не совсем тот формат, к которому я готовился. Думал, мы соберемся… ну, знаешь, в кругу друзей и начнем делиться воспоминаниями. В смысле, подкаст ведь посвящен глупой детской передаче, которая транслировалась тридцать лет назад. Может, ты слишком серьезно воспринимаешь тему?

– А ты разве нет?

– Воспринимаю ли серьезно? Мне нравилось участвовать в съемках, но они завершились очень давно. Воспоминания вроде как размылись со временем. Я не размышлял о воплощении миров и о преображении в персонажей уже не знаю сколько. Боже, раньше я чувствовал себя…

Маркус умолкает.

Вновь звучит голос ведущей:

«Улыбка Маркуса едва заметна, как и узор на его рубашке. Не осталось ни намека на то заразительное веселье, которым наслаждались зрители когда-то давным-давно. Если Господин Волшебник лишь иногда заставлял маленького творца приглушать свое сияние, то жизнь, похоже, полностью погасила его».

– Эй, так нечестно, – хмурится Маркус. – Это интервью или что?

– Верно, – щебечет ведущая. –