Кстати, о зерне. Они с отцом поговорили с людьми на рынке и решили в Хаттусу не идти. Неспокойно сейчас на дорогах. То кочевники налетают, то бунтующие крестьяне. Воины царя царей Супилулиумы уже не держат привычный порядок, и страна Хатти скатывается в бездну. Они продали в Трое свой товар и забили трюмы кораблей амфорами с зерном. Ничего больше не нужно в родном Угарите, который изнывает от голода.

— Люди моря скоро придут, отец, — хмуро сказал Уртену и показал на крепость. — Нам конец. Войска нет, стены разрушены! Нас даже небольшой отряд критян возьмет.

— Боги не позволят этому свершиться, — ответил купец Уртену, но в голосе его слышалась нерешительность. — Я завтра пойду к царю, буду говорить с ним. Ты пойдешь со мной. Тебе нужно вникать в дела.

Следующий полдень наступил незаметно. Рапану, который метался между портом и складами, казалось, только что упал на свое ложе, как снова пришлось вставать. Лепешка, вино и горшок каши — вот завтрак отпрыска богатейшей семьи. В их городе такого не видели девять из десяти. Простой люд откровенно голодает.

Угарит и местность вокруг него слегка напоминает Египет. Она двух цветов — желтого и зеленого. Сейчас зеленого меньше, а желто-серого больше. Такого цвета здесь земля и кирпич, из которого построен город. Зелени добавляют пальмы, которым здешний зной нипочем. Горы вокруг Угарита покрыты чахлой травой и жестким кустарником, а тончайший песок пляжей кажется совершенно безжизненным. Изумрудно-голубое море бросает на него одну волну за другой, не прекращая своего движения ни на минуту.

Город Угарит — это скопище кирпичных домов с плоской крышей, в один или два этажа, что прячутся от соседей за высокими заборами. Внутри богатых усадеб — дворы, замощенные каменными плитами, пальмы и портики, дающие благословенную тень. Все они теснятся вокруг гигантского дворца, в котором больше сотни различных покоев. Дворец царей — это истинное чудо. Он сохранился с тех времен, когда повелители моря, критяне, задали моду роскошной жизни. Здесь есть водопровод и канализация, и отходы сотен людей утекают за стену по каменным каналам и керамическим трубам. Во дворце располагаются казармы стражи, храм, усыпальница царей, архив и печь для обжига глиняных табличек. Внутренние дворики огромного комплекса покрыты плитами, тесанными из камня.

Цари, столетиями державшие в своих руках большой кусок Средиземноморской торговли, были когда-то немыслимо богаты. Только вот богатство их давно кануло в Лету. Сейчас у них совсем другие заботы. Царь Аммурапи диктовал письмо писцу, который стоял с самым почтительным видом, держа в одной руке влажную глиняную табличку, а в другой — палочку для письма.

— В стране Угарит свирепствует жестокий голод. Пусть мой господин спасет его, и пусть царь даст зерно, чтобы спасти мою жизнь и спасти жителей земли Угарит.

Тронный зал, до конца которого Рапану едва бы добросил камень, казался парню лесом из толстых каменных колонн. Они держали на себе балки из ливанского кедра, на которые опирался второй этаж. Угарит столетиями был колонией египтян, а потому стены здесь украшены странными плоскими фигурками, стоявшими боком. Бороденки, напоминающие кошачьи хвосты, казались бы очень забавными, но на стенах мастера, приглашенные из Египта, изобразили своего царя, а смеяться над самим фараоном тут никому бы и в голову не пришло. Египетская культура и религиозная философия считаются недостижимыми абсолютно для всех. А еще в Египте много зерна, и мелкие царьки ближнего Востока каждый год занимались одним и тем же: они вымаливали хотя бы немного ячменя, чтобы просто не умереть с голоду.

И отец, и сын застыли недвижимо, не смея войти, пока царь Угарита пребывает в трудах. Они не видят его за лесом колонн, а он не видит их. Они почтительно ждали, слыша при этом каждое слово.

— Если в вашем сердце есть доброта, то пошлите хотя бы остатки зерна, которые я просил, и таким образом спасите меня, — диктовал царь следующее письмо.

— Люди шикалайю, живущие на кораблях, неизвестного племени, разбили лагерь свой неподалеку от города. Отец мой, помоги, пришли воинов. Разве не знаешь ты, что мои колесницы по приказу великого царя сейчас в Лукке?

Это письмо должно будет уйти царю Алассии, на Кипр.

— Пришлите мне силы и колесницы, и пусть мой господин спасет меня от сил этого врага, — слышал купец Уртену, который бледнел с каждой минутой.

Это письмо хотели отправить в соседнее царство Каркемиш.

— Письмо из Хаттусы, величайший, — послышался угодливый голос писца. — Царь царей гневаться изволит, что мы не припадаем к стопам его.

— Читай, — ответ царя звучал на редкость уныло. — Некогда нам припадать, удержать бы город. Никакой нам помощи от великого царя! Только войско и зерно требует.

— Ты принадлежишь Солнцу, твоему господину. Ты — его слуга, собственность… Ко мне, Солнцу, твоему господину, почему ты не приходишь год, два года?

— Ответа хеттам не будет, — устало бросил невидимый купцам царь Аммурапи. — Пиши дальше:

— Господин мой пусть знает, мы обречены, семь пришли, семь парусов стали семи по семь и семь. Пусть господин спасет меня! Пусть господин позволит мне жить! Помощи, помощи прошу.

— Куда ее отправить? — послышался голос писца.

— Его величество фараон сейчас с войском в Библосе, — сказал царь. — Если боги будут благосклонны, он защитит нас.

— Отец, кажется, мы зря разгрузили зерно, — шепнул Рапану. — Наш царь еще и с хеттами поссорился. Может быть, придем сюда завтра? Повелитель ведь еще не знает, что мы приплыли.

— Отличная мысль, — погладил бороду купец, и браслеты на его руках глухо звякнули. — Давай-ка погрузим зерно назад, пока не поздно.

— И самое ценное из того, что у нас есть, — пристально посмотрел на него Рапану. — Я предлагаю отправить наше добро в Дардан. Я верю тому парню, мой дорогой отец. Он родственник царя, а в тех землях чтут закон гостеприимства. Если шикалайю, живущие на кораблях, подойдут к городу, Угарит не устоит.

— Дардан слишком далеко, — отмахнулся почтенный купец. — Я вывезу товары в Сидон. Там живет уважаемый Баалшемем, я веду с ним дела уже много лет. Мы вернемся сюда завтра… Или послезавтра… Наверное… Если на то будет воля богов. Пойдем отсюда быстрее, Рапану, меня терзают на редкость скверные предчувствия.

Глава 8

Гигантская вереница ослов,