Но когда я почувствовала себя достаточно сильной, я вся целиком отдалась волновавшему меня творческому импульсу. Без хорошей школы и практики это было бы невозможно. В разных странах за границей говорили, что в моих танцах было что-то “новое”. Но все, что я сделала в этой области, было убеждением и стремлением подчинить физические элементы танца психологической концепции.

На танец я всегда пыталась накинуть воздушное покрывало поэзии, очарование которой заслоняло бы механический элемент. Часто случается, что, танцуя, я импровизирую, особенно если данный танец меня увлекает и вдохновляет. С палитры хореографии я беру ту краску, которая в тот момент больше всего подходит к моему настроению.

Я всегда стараюсь даже ничтожнейшей мелочи придать наибольший эффект. Вот этим-то путем я и создаю впечатление, быть может, полной новизны. Насколько я сама могу судить, в этом заключается главный “секрет” моего искусства».

Ей часто задавали вопрос:

– Как вы понимаете задачи вашего искусства?

Анна Павловна отвечала:

– Я стремлюсь выразить танцами то, что композитор вкладывает в музыку; что художник изображает своими кистями и красками, что драматический артист передает живым словом, я олицетворяю и выражаю своим телом, душой – этим наиболее универсальным языком. Всегда артист стремится изобразить жизнь в ее сокровенных глубинах. И мой танец – тоже жизнь, освобожденная от ее случайных покровов.

Один американский журналист спросил Анну Павловну, в чем заключается секрет ее успеха. Присутствуя при этом, я невольно подумал: «Вот вопрос, на который трудно ответить, да еще кратко».

Но, к моему удивлению, Анна Павловна не задумываясь сказала:

– Я полагаю, – в искренности моего таланта.

И чем больше я думаю, тем более убеждаюсь, что Анна Павловна глубоко права. Никогда она не старалась удивить зрителя или преподнести ему свой танец так, чтоб поразить своей техникой. Она танцевала, как она чувствовала, стремясь передать в нем то, что сама переживала. И это доходило до публики, какая бы она ни была.

«Теперь я хочу ответить на вопрос, который мне часто предлагают: почему я не выхожу официально замуж. Ответ очень простой. Истинная артистка подобно монахине, не вправе вести жизнь, желанную для большинства женщин. Она не может обременять себя заботами о семье и о хозяйстве и не должна требовать от жизни тихого семейного счастья, которое дается большинству».

(Анна Павлова)

Во время своих последних выступлений в Австралии, перед отъездом оттуда, Анна Павловна имела беседу с австралийскими журналистами.

«Танцы, – сказала Анна Павловна, – моя жизнь. Легко понять, что можно совершенно отдаться этому искусству, которое вмещает в себе столько других. В балете перед вами музыка, рисунок, красочность и движение, сплетенные мастерской рукой в одно прекрасное гармоническое целое. Вас удивляет, почему столько знаменитых танцовщиц вышли из России и почему балетное искусство так удивительно расцвело на моей родине. Дело в том, что танец – в натуре русских. Славяне вообще природные танцоры, так же как итальянцы – природные певцы.

Конечно, в каждой стране есть хорошие природные танцоры. Некоторые из лучших артисток в моей труппе – англичанки. Но только в России, благодаря духу и нравам народа, существует атмосфера, в которой танцы лучше всего процветают. Объяснение, почему одна нация преуспевает в каком-нибудь искусстве, а другая нет, надо искать в тайне характера и темперамента нации.

Вы – англичане – всегда боитесь дать волю своим чувствам. Ваше спокойствие, сдержанность и самообладание, такие превосходные качества в повседневной и домашней жизни, – являются скорее препятствием для сценического артиста (будь он драматический артист, музыкант или певец). Талантливый человек на сцене всегда должен щедро, полно и выразительно делиться с публикой своей индивидуальностью. Вы должны позволять себе плакать, когда вам грустно, и быть экспансивными в своей радости, когда вы счастливы, а не делать секрета из этих чувств.

Истинный артист не должен иметь секретов. На сцене мы должны уметь так управлять своей личностью, чтобы передавать зрителям всякую эмоцию. Ясно – не правда ли, что мы только тогда можем с успехом это делать, если вне сцены будем давать волю своим чувствам – плакать, когда мы несчастны, и смеяться, когда счастливы. Мы должны жить для того, чтобы уметь чувствовать наше искусство и заставлять наших зрителей чувствовать вместе с нами».

На вопрос, как поступают при создании и постановке нового балета, именно придумывают ли сначала сюжет, то есть намечают сцены и движения, а затем уже находят музыку, подходящую к заранее разработанной теме, Анна Павловна ответила, что в прежние времена музыка целиком подчинялась сюжету. Потом пришло сотрудничество композитора с балетмейстером. И наконец, теперь создание балета идет от музыки, во всяком случае, так создано большинство современных балетов.

«Возможности балета, – говорила Анна Павловна, – безграничны. Нет такого чувства, которое не могло бы быть выражено танцовщиком. Балет может быть трагическим, комическим или фантастическим, только никогда танец не должен быть вульгарным или безобразным. Искусство танца часто унижают. Ужасно: то, что называют танцами, часто является лишь рядом бессмысленных неуклюжих движений, без малейшего намека на грацию или красоту. Я видела такие так называемые танцы и на сцене, и в бальных залах Англии и Америки, и мне грустно думать о том, как много теряет нация, когда она позволяет, чтоб искусство, которое может принести столько красоты и радости, теряет все свое значение и очарование. Мы хотим иметь всю радость, какую только можем создать для себя, не правда ли? Наверное, жизнь имела бы больше смысла и света, если бы рядом с обучением чтению и письму народ обучался еще и прекрасно танцевать».

Рассказывают, что Анна Павловна будто бы приобрела лебедей, чтобы копировать их движения для своего танца «Умирающего лебедя». Это значит, что ее очень мало понимали: она не могла копировать, это было противно ее природе. Ее лебедь был мистическим существом. Грациозные движения ею воображаемых крыльев давали представление о бестелесности. Это была не смерть, а освобождение души. Танец, поставленный гениальным балетмейстером, в своей душе она преобразила в символ лебединой песни, и он сделался навсегда символом ее собственной души и жизни.

Анна Павловна ненавидела подражание. В нашей труппе не раз случалось, что танцовщицы, может быть, даже не намеренно, а невольно, подчиняясь постоянному созерцанию Анны Павловны, начинали подражать ее движениям. Анна Павловна всегда это останавливала, объясняя, что стремление копировать другого лишает человека его индивидуальности.

Анна Павловна никогда не обращала внимания на количество публики в театре. Значительность города и количество публики совершенно не отражались на ее исполнении: она дорожила любимым искусством и отдавалась ему целиком. Также никогда Анна Павловна не говорила о своих успехах. Часто она просто не замечала их. Случалось, что после особенно удачного спектакля, за чаем, кто-нибудь из ее сотрудников упоминал об этом, и Анна Павловна с удивлением спрашивала: