В то утро мы пробежали в строю через всю морскую десантную базу к Центру обучения специальным боевым действиям. И там инструктор Рено после, наверное, тысячи отжиманий и бог знает чего еще усадил нас и заставил слушать нас внимательно, настолько внимательно, насколько ему было нужно. Нам соответствовать было нелегко, потому что глаз у Рено острый, как у орла, да еще он имел степень высшей школы бизнеса в Лос-Анджелесе, USC. Он прекрасно знал, что было необходимо от нас, и не пропускал ни малейшей детали.

И вот здесь было необходимо помнить урок, который вбил в меня еще в раннем возрасте Билли Шелтон: когда начальник войск специального назначения делает малейший намек на тему, которая может пригодиться в будущем, слушай внимательно, а потом делай это. Даже если это было отклонение от темы, а не четкая команда, которая начинается со слов: «Я думаю…» или «Было бы неплохо…».

Всегда обращай внимание на это и потом выполняй задание – неважно, какой чушью оно сначала может тебе показаться. Билли знал, что инструктора спецвойск всегда ищут среди лучших, а ведь только в мелочах можно отличить просто хороших парней от выдающихся. «Слушай, Маркус, – говорил мне Билли, – всегда слушай и всегда с радостью выполняй то, что говорит тебе инструктор. Быстро выходи вперед всех. А потом внимательно следи за тем, чтобы там и остаться».

Итак, в то утро инструктор Рено поднялся во весь свой рост – мне казалось, он в высоту метров пять – и сказал нам, что хотел бы немного с нами поговорить и лучше нам слушать внимательно. А еще лучше – записывать.

Я тут же полез в рюкзак, доставая сухую тетрадь и пару карандашей, и слова Билли Шелтона зазвенели у меня в ушах: даже намек, даже малейшее предположение – делай.

Я оглядел комнату. Еще несколько курсантов делали то же, что и я, но не все, ох, далеко не все. Многие просто сидели и смотрели на инструктора Рено, который внезапно очень спокойно произнес: «У скольких из вас есть карандаши и бумага?»

Я поднял руку вместе с остальными парнями, у которых они были. И внезапно лицо Рено потемнело, как грозовая туча.

«Упали! Все!» – взревел он. Возникла неразбериха и сутолока, пока мы отодвигали стулья и становились на пол в исходную позицию с вытянутыми руками. «Отжимаемся!» – отрезал он. Мы выполнили двадцатку и встали в исходную.

Он посмотрел на нас и сказал: «Парни, вам же говорили всегда держать при себе карандаш и ручку. Так почему у вас их нет? Какого черта вы их не взяли?»

В комнате повисла гробовая тишина. Рено сердито смотрел на нас. И так как я не мог записывать, пока был распростерт на полу, поддерживая свое тело ладонями рук, я не могу дословно передать, что именно он говорил, но могу поспорить, нечто близкое к этому:

«Это школа для воинов, понимаете? Это самое серьезное дело из всех возможных. И если вы не хотите принимать в этом участие, то убирайтесь отсюда сейчас же».

Он не шутил, и я мог лишь надеяться, что он, мать его, знал, у кого был карандаш, а у кого нет. Через несколько месяцев я напомнил ему о том дне и спросил его об этом. «Конечно, знал, – сказал он, поправляя очки, – это было ваше первое испытание. Я записал имена тех, кто слушал внимательно, еще до того, как вы свою первую двадцатку закончили. И я все еще помню, что ты был в этом списке».

Тем не менее в то первое утро мы выполнили еще пару подходов отжиманий и умудрились даже громко выдать «Уя, инструктор Рено!». Потом он позволил нам снова сесть.

То, что последовало за этим, было, вероятно, самой суровой лекцией об этике и духе SEAL, на которой я когда-либо присутствовал. Я записывал, я помню все, что он нам сказал, и я стараюсь соответствовать всем его словам, как думаю, хотел бы того Рено.

– Эта подготовка предполагает высокий риск. И мы готовы к тому, что есть возможность получить серьезные увечья и даже погибнуть. Если кто-нибудь из вас сочтет какое-то задание или любую ситуацию, в которой вы можете оказаться, опасными или увидите возможность неоправданного риска, тут же докладывайте. Мы не любим ошибки, поняли меня?

– Уя!

– Всегда помните об ответственности – перед самими собой, перед старшими по званию, перед сослуживцами. Узы команды священны. Используйте их. Ставьте в известность начальников своей шлюпочной команды и старшину класса о любых отклонениях от нормы. И всегда оставайтесь рядом со своим напарником. Мне все равно, хоть с крыши кидайтесь – оставайтесь с ним. Ясно?

– Уя!

– Уважение. Я ожидаю, что вы будете выражать полное уважение инструкторскому составу, вашим классным офицерам и старшему офицерскому составу. Вы на военной службе. Вы всегда будете вести себя учтиво. Это ясно?

– Уя!

– Честность, джентльмены. Вы не лжете, не мошенничаете и не крадете. Никогда. Если вы теряете что-либо из снаряжения, то заполняете отчет и докладываете старшим. Вы не берете чужое снаряжение. Я не буду говорить, что в прошлом здесь такого не случалось. Потому что это неправда. Но те ребята, которые это делали, тут же заканчивали свое обучение. Их ноги здесь больше не было. Они уходили. В тот же самый день. Вы будете уважать своих сослуживцев. Так же, как и их вещи. Вы не берете то, что вам не принадлежит. Ясно?

– Уя!

– Я буду надзирателем вашего класса в течение следующих двух недель. И я буду помогать, если вам нужна будет помощь – по семейным, финансовым и другим личным вопросам. Если вы получите травму – идете в медпункт, вас там лечат, вы возвращаетесь на тренировку. Я – ваш надзиратель, а не ваша мама. Я здесь для того, чтобы вас обучать. Если вы придерживаетесь правил, я вам помогаю. Не придерживаетесь – я вас наказываю. Все ясно?

– Уя!

– Наконец, репутация. Ваша репутация начинается здесь. Так же, как и репутация класса 226. И она отражается на мне в том числе. Эту ответственность я воспринимаю очень близко к сердцу, потому что репутация значит все в жизни вообще, но особенно здесь, в Коронадо. Так что сосредоточьтесь на цели. Ваши мысли должны оставаться здесь. Выкладывайтесь всегда на сто процентов, потому что я тут же пойму, если это будет не так. И никогда, ни при каких обстоятельствах не бросайте своего напарника. Вопросы есть?

– Никак нет!

Кто может забыть такое? Только не я. Я все еще слышу в мыслях тот резкий звук, с которым инструктор Рено закрыл свою тетрадь. Для меня это звучало так, словно Моисей захлопнул гранитные плиты, на которых были написаны 10 заповедей. Этот Рено был гигантом при своем росте в метр семьдесят. Он сильно повлиял на наши жизни.

В тот день мы покинули учебную комнату и отправились на шестикилометровый забег вдоль пляжа. Три раза Рено останавливал нас и отдавал приказ зайти в прибой и «искупаться в море и в песке».

В наших ботинках хлюпала вода, каждый следующий километр был в два раза хуже предыдущего. На протяжении всего курса мы не могли отмыть песок из трусов до конца. Кожа была натерта во всех возможных местах, но Рено было плевать. В конце пробежки он приказал нам принять упор лежа и опять отжиматься. Он дал задание на два подхода по двадцать повторений, и к концу первого я заметил, что инструктор делает упражнение вместе с нами. Вот только он отжимался на одной руке, а его дыхание не сбилось ни на секунду.